Александр Рубан - Феакийские корабли

Лишь на вершине горы, у златокованных ворот храма, они замедлили бег и, войдя, неспешно двинулись сквозь анфиладу огромных, роскошно убранных помещений. Демодок шагал следом, вдыхая затхлый нежилой воздух дворца, и мельком, но часто поглядывал по сторонам, чтобы дать гостям возможность хоть краем глаза увидеть и золотую чеканку на стенах, и тонкой работы жертвенные треножники в углах, и мраморную мозаику пола… Миновав кабинет Гефеста, они оказались наконец в спальне — единственном помещении, хранившем следы уюта. Запах благовоний, примятая с одного края постель и разорванная туника, небрежно брошенная на спинку огромного ложа, говорили о недавнем присутствии Афродиты.

Свирепо рыкнув, Гефест брезгливо, двумя пальцами, подцепил тунику и швырнул под ноги. Однако, поразмыслив, решил, что этого делать не стоило. Поднял, бережно отряхнул и аккуратно повесил на прежнее место.

Механический слуга уже раскатал на полу рулон, приподнял край сети с помощью магнитных присосков на пальцах и, держа её на весу, ждал указаний. В спальне было ещё довольно светло, но прямые солнечные лучи сюда не проникали, поэтому даже узелков не было видно. Казалось, робот держит пустоту.

Вдвоём с Гефестом они стали натягивать сеть под пологом брачного ложа…

«Не менее часа понадобится им, чтобы насторожить ловушку, — прикинул певец. — Да почти сутки ждать, возвратясь в кузницу. Целый вечер, и целую ночь, и целое утро… Обойдутся без меня? Вполне. А я давно не бродил по Олимпу. Хоть смысла уже и нет, а всё-таки… И Посейдон опять что-то замышляет, надо быть в курсе. И как там мой шлюп — держится, или уже окончательно растворился в этой реальности? И, может быть, радиобуй заработал… А гости — гости ничего не заметят. Не в первый раз».

Этот ритуал давно стал привычен ему и срабатывал без осечки, хотя Демодок и не понимал — как. И не надо. Он многого не понимал в этом мире — и уже не стремился понять. Если ритуал не будет срабатывать, он перестанет быть ритуалом, вот и всё. И понимать нечего.

Демодок взбудоражил все струны своего инструмента в едином мощном аккорде, трижды глубоко вздохнул и мягко придавил их ладонью, оборвав звук. И время на земле остановилось. Для людей, а не для богов.

Это было первое, что по-настоящему поразило его в Элладе: боги действительно существовали. И первым из богов, кого он увидел, был Посейдон.

Демодок успел постареть и сгорбиться за сорок лет, прожитых в этом мире; люди говорили, что борода у него седа и неряшлива, что белые кустистые брови низко нависают над слепыми глазами, что его лицо — когда-то румяное и гладкое лицо двадцатилетнего юноши — почти черно от загара. Ну, а глубокие морщины на этом лице, вздувшиеся вены на руках, обширная плешь на затылке — в наличии всего этого он мог убедиться и сам, на ощупь.

Демодок постарел, потому что люди в этом мире тоже стареют. И умирают. И не только от старости.

А Посейдон, как и все олимпийцы, ничуть не изменился за эти четыре десятилетия — по крайней мере, внешне. Он был всё так же сухощав, моложав и женственен. Жесты его были плавны и одновременно порывисты, а в лице могли совмещаться несовместимые выражения: коварства и благородства, обиды и великодушия, гордости и подобострастия. За неизменность его духовной сущности Демодок бы не поручился, несмотря на крайнюю примитивность последней. Но внешне Посейдон оставался таким же, как тогда, во время их первой встречи.

Демодок (тогда ещё просто Дима) лежал в гамаке между палубными надстройками, вдыхал дивный воздух Ионического моря и лениво перебирал струны гитары. И ничего не делал. (Даже у квазинавтов случаются такие короткие передышки. Редко, но случаются.) Наденька обозревала горизонты, а Юра, опять разворошив пульт, копался в потрохах кибершкипера — что-то ему там не нравилось. Шлюп на самых малых оборотах шел курсом вест. На траверзе слева у них был мыс Итапетра, что на северной оконечности острова Лефкас, а где-то прямо по курсу или южнее — активная зона тектонического разлома. Подводные вулканы. Возникающие и тонущие острова, которые Гомер называл «бродящими утёсами»… Впрочем, это как раз и была гипотеза (одна из гипотез), которую им предстояло проверить спустя полчаса. Быстренько подтвердить или быстренько опровергнуть и сразу же браться за проверку следующей. И так ещё два с половиной месяца, сколько успеют. Бредовая идея — проверять реальные гипотезы на материале квазимиров, но, говорят, срабатывает…

— Мальчики, посмотрите, — сказала вдруг Наденька. — Абориген за бортом. Вылитый Юрий Глебович!

— В лодке? — спокойно, по-видимому, даже не отрываясь от пульта, спросил Юрий Глебович (пока ещё просто Юра). — Мы его не перевернём?

— Да нет, правда! — сказала Наденька. — Он… Он, кажется, идет сюда. К нам… Просто так идет, без лодки.

— Понял, — сказал Юра. — Это Иисус Христос.

— Ну почему сразу Христос? — обиделась Наденька. — Почему вы мне никогда не верите? Может быть, там отмель. Или скала какая-нибудь…

— Где это — «там»? — спросил Юра, превращаясь в Юрия Глебовича. — Координаты!

— Сейчас… Тридцать пять градусов справа по курсу, восемьсот… нет, семьсот пятьдесят метров. Уже меньше…

— Не выдумывай, — сказал Юра. — Нет там никакой отмели. И скалы там тоже нет. Глубина сто сорок.

— Но ведь я же вижу! — с отчаянием сказала Наденька. — Он идет к нам! Почти бежит. Сердится…

— Димка! — позвал пока ещё Юра.

— Ну, чего там? — спросил Демодок.

— Слышал?

— Ну, слышал. Надоело… — Не верил Дима ни в каких аборигенов, ступающих по воде, аки по суху. Особенно если их видела Наденька. Особенно, если они были похожи на Юрия Глебовича.

— Ты на палубе? — спросил Юра.

— Я в гамаке, — уточнил Дима, уже зная, что из гамака его сей момент погонят.

— Ну, раз ты всё равно загораешь…

— Я не просто загораю, — перебил Дима. — Я провожу внеплановый эксперимент. Я выясняю: отличается ли загар, полученный в квазимире, от настоящего, и, если отличается…

— Успеешь выяснить, — сказал Юрий Глебович. — Подойди к ней и глянь, что она там видит.

— Скорее, Дима! — крикнула Наденька. — Он уже близко!

Точно зная, что всё это ерунда и галлюцинации на почве богатого воображения (что с неё взять — новичок, наслушалась баек о населённых квазимирах; в первом из своих трёх забросов он сам в эти байки верил, а после второго сам же их сочинял), Дима всё-таки ощутил некоторое беспокойство и заторопился. Конечно, только для того, чтобы поставить юнгу на место. Чтобы прочесть юнге небольшую лекцию на тему «так рождаются мифы». Добравшись до правого борта, Дима уже открыл рот, готовясь произнести нечто весьма остроумное.