Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю

— Нельзя больше больной, — как раз в это время отобрала у пациента, тарелку с остатками каши, пожилая санитарка.

— Можно-можно, — потянулся за тарелкой перебинтованный юноша, но сморщился и снова вернулся на место.

Несколько секунд посмотрев на Марью Петровну жалобными глазами, юноша начал всхлипывать. Почти синхронно завторила за ним Марья Петровна, тоже начав жалостливо всхлипывать.

— На, покушай, еще немного можно, — наконец не выдержала санитарка.

— Ха, всегда срабатывает, — тихо промурлыкал юноша и снова стал наворачивать кашу.

Голос он понизил, но не сильно, похоже ему было известно, что санитарка была туга на оба уха, но вошедшие его прекрасно слышали.

— Так что скажите Марья Петровна, к чему этот сон? А? — спросил уже громко больной.

— М-да. Кадр, нам попался?! — ошарашено пробормотала Елена Степановна.

Повернув голову, юноша, сверкнув ярко-голубыми глазами, с интересом посмотрел на вошедших, при этом интенсивней заработав ложкой. Похоже было, что он не безосновательно считал, что поесть ему не дадут.

Почти сразу на мой крик прибежала санитарка, а за ней медсестра. Никакого смущения я не испытывал, когда под меня ловко подсунули утку.

Счастливо улыбался я не от того что успел, ну и это тоже, а от того, что шевелил пальцами ОБЕИХ НОГ. Оказалось, я тогда посмотрел на полусогнутую ногу, то есть до колена увидел, а остальную часть нет. Ф-у-ухх, такое облегчение.

— Целые, — довольно сказал я.

— Больной как вы себя чувствуете?

— Да вроде нормально, пока не понял. Еще пить хочу, и… ф-у-у… помыться.

Выпив воды из чайника, носик которого поднесла к моим губам медсестра, я стал осматривать себя. Обе руки были целые. Левая только забинтованная по локоть.

Левая нога была полностью в гипсе от паха до кончиков пальцев. Грудь и живот тоже были все в бинтах. Короче я был в смятении. Куда же меня ранили? Тут мне на глаза попала медсестра.

— Извините, мы не представлены друг другу. Вячеслав Суворов, а вы…? — спросил я у медсестры, пока санитарка уносила утку.

— Медсестра Маша Дроздова.

— Маша? Машенька. Как вы прекрасны сегодня.

Осмотрев зардевшуюся от комплимента медсестру, примерно лет двадцати шести-двадцати семи, я добавил:

— Машенька, не томите меня, скажите, я серьезно ранен?

— Я сейчас позову вашего врача, она все и объяснит, — отказалась отвечать Маша. В это время в палату вошла санитарка, неся тазик с водой, и тряпкой. Чем медсестра и воспользовалась, выскользнув из палаты.

— Ну что больной, приступим? — громко спросила санитарка.

— Ага. У меня тут вопрос образовался, вы… ага, Марья Петровна, скажите, можете объяснить, что означают некоторые сны?

— А то ж…

Манная каша бала на удивление вкусной. Наворачивая ее, я услышал от дверей чей-то ошарашенный голос:

— М-да. Ну и кадр, нам попался?!

Обернувшись, я посмотрел на стоящих в дверях людей. Уже знакомая медсестра Маша привела еще двоих. Женщину во врачебном халате, и сержант в форме НКВД. Сто процентов местный особист.

— Здрасте, — поздоровался я, и подхватив остатки хлеба стал им вытирать тарелку.

В животе ощущалась приятная тяжесть.

— Здравствуйте больной, — сказала женщина.

Особист остался у двери, но смотрел и слушал внимательно.

— Я ваш врач, а также главврач этого госпиталя Елена Степановна, — сказала врач, и присев на стул рядом открыла папку, что держала в руках.

— Приятно познакомится, — ответил я.

— Давайте начнем осмотр…

— … в общем, все хорошо. Заживление идет даже лучше чем мы предполагали, это показывает, что ваш крепкий и молодой организм справляется с ранениями. Вы что-то хотите спросить?

— Хотел? Да я у вас уже раз пять спрашивал, что со мной?

— У вас Вячеслав, тяжелое ранение левой ноги, перебита малая берцовая кость. Мелкие осколки получили также левая сторона тела. Живот грудь, досталось также и левой руке.

— А-а-а. Ну да, у меня же на крыле пушечный снаряд разорвался. Помню-помню, а как же. Но вот посадку нет. Помнится, как на аэродром свой ястребок вел, и все, расплывчато как-то… Можно еще воды, а то горло пересохло?

— Да, конечно. Маша!

Снова попив воды из чайника, я поблагодарил с Машу и спросил:

— Так, когда я на ноги встану?

— У вас тяжелые ранения. Полгода в госпитале это минимум, что я могу вам обещать, и это если осложнений не будет. А пока отдыхайте. Помните что сон лучшее лекарство.

— Понятно. Да, кстати, а какое сегодня число и время?

— Второе сентября. Десять часов дня. Отдыхайте, — сказала Елена Степановна и, подхватив папку, в которую что-то записывала при обследовании, направилась к выходу, а вот сержант задержался. Выпроводив всех из палаты, он подошел к койке и присев на стул, сказал:

— Ну что Суворов, давай знакомиться?

— Давайте, — ответил я осторожно.

— Я в курсе, так что со мной можешь разговаривать спокойно.

— Вы это о чем? — разыграл я удивление.

— Дивизионного комиссара помнишь? Макарова?

— Помню, — кивнул я.

— Ну вот и хорошо. А теперь давай рассказывай все что произошло, начиная с вылета на сопровождение бомбардировщиков…

— Шредера? — изумленно воскликнул я.

— Именно.

— Да вы шутите!!! Его группа была специально подготовлена для борьбы с асами противника, — не унимался я.

— Да точно, это он. Я тебе позже газету принесу он там с одним из своих подчиненных, капитаном Кляузе.

— Вот это новость так новость. Сколько говорите я сбил?

— Семь, восьмой разбился при посадке. Геринг рвет и мечет.

— Весело. Вы не знаете, что было после моей посадки?

— Ну почему не знаю, разговаривал я с вашим полковым особистом. Никифоров кажется. Он довольно подробно все рассказал, специально вам передать просил…

«….Что-то прохрипев, Вячеслав замер.

— Остановка сердца! — выкрикнула Лютикова, и с не девичьей силой оттолкнула Никифорова в сторону стала делать реанимационные действия. Особист ни сказал ни сказал не слова, наблюдая как деловито работает Марина.

Стоявшие вокруг бойцы и командиры молча наблюдали как она делает непрямой массаж сердца, и искусственное дыхание. Врач из полка Запашного, военфельдшер Микоян, контролировал ее, проверяя у лейтенанта пульс.

— Отошли все! Нам нужен воздух и освещение! — рявкнул он.

— Есть пульс, — через секунду выкрикнул Микоян. Через полчаса Суворов уже лежал на операционном столе, под капельницей и плазмой.

— Кровь больше не требуется, — отгоняла сестра Галя, добровольных доноров, от санчасти.

Как только шумиха вокруг раненного улеглась, и все снова занялись своими делами, иногда замирая и глядя на санчасть, к Запашному подошел приехавший с Никифоровым сержант, и лихо кинув руку к пилотке, представился: