Дмитрий Хван - Царь с востока

В феврале посольство достигло Нижнего Новгорода, где остановилось на две недели, дожидаясь из столицы посланцев императора. Ангарский Двор гудел словно улей, каждый день принимая депутации не только нижегородцев, но и тех, кто преодолел заснеженные просторы среднего Поволжья, чтобы увидеть наследника. Сегодня после обеда первыми аудиенцию получили представители семейства ярославского купца Зубчанинова, прибывшего в Нижний из-за успеха Назарьевых, кои нежданно получили от ангарцев немало злата на поправку дел. Слух о том множился и обрастали всяческими подробностями с тех пор, как Назарьевы выбрались из долговой петли, сумев закончить строительство каменной крепости на берегу Яика да торжественно отдав ключи от неё самому императору. Кроме того, глава семейства Назарьевых, ныне находящийся в сибирских пределах, бают, золота гребёт под себя немерянно. Не все тем слухам верили, но те, кто верил, ринулись в Сибирь, на великую удачу уповая.

Возок ярославца заехав на двор, остановился у широкой лестницы приёмного терема, где обычно встречали гостей. Владимир вышел навстречу купцу, приветствуя его, словно боярина какого, отчего ярославец явственно смутился. Ангарцы, стоявшие на крыльце поодаль, переглянулись.

- Сдаётся мне, Никите Ивановичу придётся принять его, как родного, - проговорил Егор Бекетов, наблюдая со стороны за разговором Романова с купцом Алексеем Зубчаниновым, раскрасневшимся на морозе от великого волнения.

- А то, - хмыкнул в заиндевевшие усы Грауль, подмигнув Егору. - В народе молва уже идёт не хуже наших радийных передач. К весне, глядишь, и в европах прознают.

- Грамотки? - кивнул Бекетов. - Те, что в университетской типографии печатали?

- Они самые, - подтвердил Павел. - Но то печатали образцы, а на Эзеле сделаем их превеликое множество.

- А Никита Иванович не осерчает, узнав, что мы грамотки про Владимира по Руси рассылаем? - осторожно произнёс Егор.

- А шут его знает, - проговорил Грауль, флегматично пожав плечами. - Он сам про наследника вопрос поднял, сам и пригласил его в Москву...

- Не опасно ли станет в Москве-то? Там свои кандидаты на трон, небось, уж торопятся Никите глаза закрыть на одре смертном, - глухим голосом произнёс Бекетов. - О том отец мне говорил.

- Опасность есть, - подтвердил опасения Бекетова-старшего ангарец. - Ну а мы-то на что? Гвардейцы наши мух ловить не станут, если заваруха какая начнётся. Спрячем, убережём да и на престол посадим. А для того и грамотки средь народа пригодятся - люди царя природного захотят. Так что, Егорушка, не переживай да смотри теперь в оба!

Поздним вечером в ворота Ангарского двора требовательно постучали - несколько всадников, задубевших от ледяного ветра, возвестили хозяевам Двора о скором прибытии императорского обоза. Кроме того, они привезли несколько грамот, в которых оказался свод правил, составленный Ординым-Нащёкиным, необходимый не только для встречи высокого гостя, но и для явления ангарцев и наследника перед императором. В письме же приказной голова пояснял, что свод правил сих необходим, поскольку ангарцы, как было известно в Москве, частенько пренебрегали оными, пусть и не со зла, а от незнания. Сам посланец императора, боярин Софроний Долгоруков с сыном Михаилом, прибыл через три дня, обогнав свой же обоз почти на сутки. Видимо, так сильно спешил он исполнить приказ Никиты Ивановича. Встреча боярина и сопутствующие ей церемонии были долгими и утомительными. Ангарцам, привыкшим к более рациональному и живому общению, пришлось тяжко. Не все из них, как Грауль, были привычны к московским дипломатическим правилам - а окружавшие Софрония посольские дьяки пристально следили за гостями - не умалят ли они где титул императора, вовремя ли снимут шапки да склонят головы перед грамотой русского властителя. Владимиру не понравился присланный из Москвы боярин - он сразу же ощутил на себе его цепкий и оценивающий взгляд. На протяжении всей церемонии Долгоруков не сводил глаз с мальчишки и его матери. То же самое продолжилось и на последующем пире в палатах Ангарского двора. - уж слишком нахально тот пялился на него из-под кустистых бровей, переговариваясь с ехидно улыбающимися дьяками. Когда Владимир понял, что краска окончательно залила его лицо, он, нахмурившись принялся изучать запечённого судака, что лежал на ближайшем к нему блюде. Софроний же, разразившись гулким смехом, вскоре поднялся с лавки и, подняв перед собою кубок с фряжским вином, громким голосом, заставившим замолчать всех присутствующих, принялся выкликивать здравицы императору всея Руси, перечисляя титулы Никиты Ивановича. А поскольку таковых накопилось изрядно, действо порядком затянулось. Лишь после оглашения последнего - ''и иных областей обладатель и государь'', все присутствующие выкликнули:

- Здрав будь! - после чего облегчённо опустошили свои кубки и уселись по местам.

Снова десятки голосов слились в нестройный гул, послышался частый перестук кубков, хохот и звякание приборов. Дьяк, сидевший справа от боярина Софрония, с хеканьем сцапал из огромного блюда запечённую утиную тушку и сальными пальцами, с коих стекал жир, принялся с хрустом разламывать её. Романов недовольно отвернулся и, подперев голову кулаком, стал играться с именной стальной ложкой, что была с ним во всех походах ещё с начальной школы.

- Не тушуйся, Володя, ты же не один, - заметив растерянное состояние мальчишки, с улыбкой наклонился к пасынку Павел, - сейчас моя очередь голосить будет, а потом гляди - если Долгоруков в твою честь кубок снова поднимет и здравицу провозгласит, то, стало быть, за чужого тебя не считает! А там прямой путь в Кремль, к твоему родичу.

- Больно он мне нужен, - неловольно проворчал Романов. - В Ангарске свой кремль имеется...

Грауль в ответ рассмеялся и похлопал мальчишку по плечу:

- Не забывай, чей ты сын, - взгляд Грауля сделался серьёзным, а в глазах будто появились искорки, но всего лишь миг спустя он снова сделался нарочито весёлым и, встав с лавки, он громким голосом принялся славословить сибирского царя Сокола, ничем не уступая Долгорукову в пышности и яркости фраз.

Окончание последней фразы потонуло в дружном оре ангарцев и поддержавших их нижегородцев, москвичи, включая боярина, также подняли кубки, полные хмельного напитка. Владимир заметил как Павел то и дело поглядывал на посланника императора, но Софроний сделал первый шаг сам - он подослал к Граулю подьячего и тот, приторно улыбаясь, быстро прошептал на ухо знатному ангарцу лишь одну фразу:

- Софроний Ляксеич ждёт Марию Ильиничну Милославскую с отроком Владимиром у гостевого терема... - Павел быстро обернулся - глядь, а Долгоруков уже исчез со своего места. Шурша одеждами, удалился и подьячий.