Александр Логинов - Феодал

- Наших раненых к костру сносите. Да, и холстину постелите, прежде чем класть раненых на землю. Еще кипяток нужен, - Андрей, превозмогая боль в груди, поднялся с земли.

- Ты никак ранен, княже? Сымай бронь - посмотрим, что там у тебя...

Выглядел Лука донельзя встревоженным, и, забыв о своих ранах, бойко вскочил, тихо охнув от боли, но твердым шагом решительно направился к Андрею.

- Пустяки пройдет. Стрелу поймал, но бронь спасла, - беззаботно ответил князь, махнув рукой. - Давай живее несите раненых сюда. Да вот что еще, как там с нашим уговором?

Лука под пристальным взглядом Андрея поёжился. Засопел и выпалил:

- Ты прости, князь. Только четверых взяли. Сам понимаешь, дело такое... не уследишь, да и не ожидал я, что татары смогут отпор дать. Погоди, я сказал не добивать раненых, среди них с пару десятков точно наберется, кто выживет.

- Пленных связать и стеречь крепко, - отдал распоряжение Андрей.- Пусть Кузьма поспрашивает, нет ли в округе еще татар. А ну как еще шастают? Дозорных не забудь выставить.

- Так уже. Мальцов твоих и поставил в дозор, опосля сменим их, - Лука Фомич уже успел отдать необходимые распоряжения.

Андрей направился было за лошадью, но кто-то из ушкуйников уже успел привести лошадей и привязать их к телегам. Андрей достал из сумки аптечку, приступил к осмотру раненых, своих и чужих ,не делая разницы.

Татары успели-таки натянуть тетивы на луки, и многие ватажники ранены стрелами, но были также узкие и глубокие колотые раны от удара ножом, резаные раны и несколько сломанных рук. Пока Андрей занимался выниманием наконечников стрел из тел и обработкой ран, пока накладывал швы и складывал сломанные руки, Кузьма добела накалил широкий топор на огне и прижег культю Рябому, жаром закупоривая сосуды. Новгородец от дикой боли пришел в сознание, вопя во все горло и пытаясь вырваться. Ватажник тюкнул Рябого по темечку, раненый сразу же обмяк, теряя сознание, и повис на руках державших его товарищей. Бережно уложив бесчувственного ватажника на холстину, ушкуйники оставили его на попеченье Кузьмы, а сами отправились собирать трофейные брони и оружие. Кузьма наложил на обрубок руки целебную мазь, бережно замотал культю в чистую тряпицу.

Потом он достал засапожник [12] Засапожник - кривой нож, носимый за голенищем сапога. Наиболее распространённая длина ножа -120-210 мм, толщина обуха 4-5 мм. , протянул нож Андрею, указывая на лежащего на холстине Микитку. Ушкуйник получил немало ран в сече, но самая страшная - рана на животе. Татарская сабля вспорола кольца кольчужки, рассекая живот новгородца. Сквозь прореху в кольчуге видны кишки вперемешку с осколками железного плетения кольчуги. Левая нога рассечена до кости чуть выше колена. Нет. Парень не жилец. Микитка, плотно сбитый крепыш с окладистой русой бородой и светло соломенными волосами, тяжело дышал, ожидая смерти.

- Добей, - тихо сказал Кузьма.

- Я? - сказать, что Андрей удивился, значит, ничего не сказать. На его лице отразилась вся гамма чувств.

- А то кто же? - Кузьма настойчиво протягивал ножик Андрею. - Отпусти с богом, видишь, токмо мучается Микитка.

-Но почему я? - слабо запротестовал Андрей, нехотя принимая нож из рук Кузьмы.

- Мы теперь тебе служим, значит, отпускать своего человека - ты должен. Детишкам помочь оказать еще нужно будет, - Кузьма выложил нехитрую истину.

- Ты, Микитушка не сумневайся, сирот не оставим, ты знаешь, - пообещал Кузьма умирающему.

Микитка в ответ слабо кивнул головой. Парень откинул голову назад, глядя на небо широко открытыми глазами, подставляя горло для удара. Андрей встал на колени перед раненым, резким движением перерезал горло умирающему. Твердой рукой закрыл глаза убитому. С трудом поднялся на ноги, с ужасом глядя на мертвеца.

Еще дважды Андрей повторял процедуру отпуска раненых. И каждый раз не- дрогнувшей рукой. Но что у него творилось в душе! Господи! Власть над людьми требовала жертв, но Андрей,и помыслить не мог, каких именно жертв! Господи! Зачем ему нужна такая власть?

Пока Андрей врачевал, новгородцы совместно с отполонеными мужиками обустраивали лагерь. Убитые лежали чуть в сторонке. Немолодой уже, кучерявый новгородец с длинной растрепанной бородой со смешным именем Анфал шил мешки из холстины. Часть покойников уже обряжена в эти самые мешки. Невдалеке крестьяне рыли общую могилу для убитых ушкуйников.

Кузьма было сунулся врачевать остальных раненых, но был остановлен Андреем. Оказалось, что Кузьма - лекарь ватажки и лишь по совместительству пыточных дел мастер. Вот так-то, не только калечить, но и излечить хворых и раненых мог новгородец. Закончив с ранеными, Андрей сложил инструмент в чемоданчик и убрал его в мешок.

- Знатный у тебя, княже, инструмент, - Кузьма внимательно наблюдал за действиями Андрея, когда тот оказывал врачебную помощь. Новгородец сидел, задумавшись, перебирая в руках обломок татарской стрелы, вынутый из тела раненного ушкуйника.

- Знатный, не знатный, а жить будут. Если бог даст. Тут главное покой, а где тут покой на телегах...Растрясем ведь...

- Да ниче. Татарская сабля, ежели уж сечет, то насмерть, а если сразу не умер, то дай бог, выкарабкаются, - в голосе Кузьмы было столько убежденности в благополучном исходе и эта его уверенность неожиданно передалась Андрею.

- Ну, раз так, то эти порезы до свадьбы заживут.

- Хех... Чудно говоришь. Ты никак жениться удумал? - спросил Кузьма.

- Сам ты жених, Кузьма, - Андрей в сердцах сплюнул. - Поговорка такая есть в наших землях. Это означает, что все раны заживут до их свадьбы.

Усталость давила на плечи, потому Андрей, закончив с ранеными, проверил стражу и завалился спать, завернувшись в медвежью шкуру, валявшуюся у костра.

Разбудил его громкий шум. Солнце давно уже перевалило за полдень. Андрей заставил себя встать, разминая затекшие конечности, потом спустился к реке и умылся. Холодная водичка принесла облегчение. Андрей сразу же почувствовал себя намного лучше. Со стороны лагеря продолжали доноситься звонкие голоса, далеко разносившиеся над рекой.

'Они там, с ума по сходили все? - с раздражением подумал он. - Нас издалека обнаружить можно, накличут татарву, как пить дать'.

Перед взором Андрея предстала живописная картинка. Лука, выполняя волю хозяина, не освободил полон. Вернее, освободил частично. Мужиков с десяток и пару тройку баб для хозяйственных нужд. Остальные сидели все еще привязанные к своим телегам. Вот бабы пронзительным визгом и выражали свой протест. Громче всех выступала необъятная тридцатилетняя бабенка под два метра ростом. Марфа звонким голосом обещала согнуть всех ватажников и лично их хозяина в бараний рог, если сейчас же не отпустят всех сельчан. Рядом с ней, едва доставая расшумевшейся бабе до сисек, стоял ее мужик - сельский староста. Он не отставал от своей жены, вопя что-то про жалобу князю.