Дмитрий Бондарь - Другой Путь.Часть 1

Захар как-то высказал догадку, что там - в будущем - научились если не путешествовать во времени, то хотя бы передавать информацию, что должно быть, наверное, легче. И если так, то, видимо, там я стал участником какого-то эксперимента, позволившего мне отправлять информацию самому себе в прошлое? Но тогда выходило, что при малейшем изменении моей судьбы я уже не должен был попасть в число участников того эксперимента! Мы ведь бросили учебу, мы так сильно уже изменили свое будущее, что я никак не мог принять участие в этом эксперименте, и связь между мной там и мной нынешним должна была оборваться! Но я все еще видел будущее. Правда, не себя в нем - поэтому сказать что-то конкретное не мог. Возможно, любая дорога в этой жизни приводила меня к некоему промежуточному перекрестку, на котором я при любом развитии событий оказывался в числе участников неведомого научного опыта?

Это была единственная наша догадка, её я и озвучил перед Вороновым.

- Плохо быть неучем, - посетовал Геннадий Иванович. - Но еще хуже довериться неучу. Ты уверен, что твои способности тебе не откажут в самый критичный момент?

- Не уверен. Но и то, что я уже знаю - это очень много.

- Трудно не согласиться, - Воронов поджал и без того тонкие губы. - Значит, выбора на самом деле у нас нет? Что ж, нам ли привыкать - действовать в стесненных обстоятельствах? Будет так, как должно быть! А сейчас идемте пить чай, хоть мне и интересно узнать все будущее в деталях, но дважды рассказывать незачем. Подождем Георгия.

Мы вернулись к столу и минут сорок разговаривали ни о чем - Захар восторгался чудесностью дачного места, Изотов задумчиво щурился, а я пил чай, изредка отвечая на вопросы хозяина о том, что нам удалось накопать в справочниках об отечественной экономике. О перекосе в сторону тяжелой индустрии и странным образом несовпадающих цифрах в планах пятилеток.

Наш неторопливый разговор прервала трель телефонного звонка. Воронов снял трубку телефона, обнаружившегося в тумбочке, стоявшей у хозяйского кресла:

- Да, Женя. Подъехал? Ну и чудесно, проводи Георгия Сергеевича к нам. А водителя его чаем напои. Нет, больше никого не ждем. Спасибо.

Он положил трубку и обратился к нам:

- Ну вот, товарищи, скоро все и решится. - По голосу было заметно, что Воронов волновался едва ли меньше нашего.

Я ждал явления какого-то Кащея Бессмертного, что чахнет над златом, профессора Мориарти, дергающего за тайные ниточки, но Женя привел по знакомой нам дорожке улыбчивого старика примерно того же возраста, что и Воронов с Изотовым.

- Вот куда ты забрался, Гена! - обрадовался прибывший появлению на крылечке беседки Воронова. - А мы со Стасом чуть было не заблудились. Представляешь?

- Приветствую тебя, Георгий! - Хозяин обнял Павлова, словно был тот тем самым блудным сыном, вернувшимся от чужих берегов. Если мне не показалось, то они даже поцеловались! - Скрипишь еще? Не собираешься вслед за благодетелями?

- Нет, Геннадий, пусть уж они все раньше нас уйдут, а мы посмотрим, как это - без них жить?

Они оба рассмеялись чему-то своему.

- Какой у тебя здесь чудесный лес, - восхитился Павлов.

- Реликтовый! - Довольно сощурился Геннадий Иваныч. - Наврали, наверное, какие из сосен реликты?

Он повернул Павлова к нам спиной и показал рукой куда-то вдаль:

- Вон видишь, сосна стоит? Там на боку какой-то умник ножиком наковырял: "Евстахий, 1772"! Двести лет назад!

Я склонился к уху Изотова и спросил:

- Кто это?

- Это настоящий хозяин партийных денег, - шепотом ответил Изотов. - То, что осталось Кручине - крупица по сравнению с возможностями этого человека. Он десять лет сидел на валютной кассе партии, старался приумножить и неплохо в этом преуспел. Может быть, это единственный в Союзе человек, что-то понимающий в капиталистической экономике. Если бы наш дорогой Леонид Ильич не раскидывал деньги направо и налево...

Он замолчал, потому что хозяин с гостем повернулись к беседке.

- Да, Геннадий Иваныч, и не говори. - Жаловался Павлов. - Хожу - оглядываюсь: не сыплется ли из меня песок? Ха-ха-ха... А ты как?

- Да так же. Годы - они сомнительное богатство. Курсирую между ЦКБ и дачей. - Поддерживая гостя под локоть, Воронов повел его к нам. - Эскулапы говорят: еще лет десять протяну, если поберегусь. Вот и берегусь. Стараюсь не волноваться, дышу сосновым лесом, гуляю много. Да. Каждое утро по пять километров. Женя следом ходит, брюзжит, а мне и то развлечение.

Они вошли и остановились. Безо всякой команды мы дружно поднялись со своих мест. Павлов быстро и внимательно оглядел присутствующих, улыбнулся каждому. Его взгляд чуть задержался - на мгновение, не больше - на Валентине Аркадьевиче, и мне показалось, что он узнал Изотова.

- Ой, Гена, про болячки лучше и не говори. Ты представишь меня компании?

Теперь, когда он был совсем близко, я увидел, что ничего особенного в нем нет - дед и дед. Довольно невзрачный. Седой, лицо круглое, высокий - на полголовы выше Воронова, тяжелый - под центнер. А в остальном - никаких особых примет. Надень на него орденские колодки, несколько медалей, поставь в группу ветеранов войны и нипочем не найдешь никаких отличий. Разве что, одет он был с иголочки: свежая рубашка, одноцветный серый галстук, ладный темный костюм в такую жару с едва выглядывающими из рукавов белыми манжетами. Особенно я поразился туфлям - черные, ладные, блестящие и несомненно очень дорогие - я таких и не видел никогда. Выглядел он еще большим франтом, чем Изотов.

- Это мальчишки, о которых я тебе говорил, Георгий. Повыше светленький - Захар, второй - Сергей. А Валентина Изотова ты можешь помнить по Донау в Вене. - С каждым из представленных Павлов поздоровался за руку, которая оказалась мягкой и холодной.

- Донау Банк? Как же, как же, прекрасно помню! Его, если мне память не изменяет, сделали уже после того как тебя на пенсию проводили?

- У тебя, Георгий, поразительная память. И она никогда тебе не изменяет. - Воронов усмехнулся. - А это, товарищи, мой старинный знакомец по... разным делам - Павлов Георгий Сергеевич. Прошу любить и жаловать.

Когда все расселись по отведенным местам, а нового гостя Воронов посадил напротив себя, Павлов прокашлялся и спросил, лукаво посматривая на тумбочку.

- Чем угощать будешь, Гена?

- Поверишь ли, Георгий Сергеевич, для тебя ничего не жалко! - Геннадий Иванович открыл тумбочку и достал фигурную бутылку с яркой этикеткой. - Только ты уж не обессудь, мне врачи запретили: язва, давление, печень, а Валя за рулем. С мальчишками, с Сергеем, тебе еще нужно будет поговорить. Если только с Захаром пару капель?

- Захар, вы как к спиртному относитесь? По чуть-чуть? - Павлов показал пальцами предполагаемую дозу. - За знакомство?