Роман Злотников - Генерал-адмирал. Война

— О, это дело! — обрадовался интендант так, будто ему предстояло торчать в окопе, отражая скорую атаку германца, а затем засуетился: — Да их же, наверное, тоже кормить надо будет. Эй, пан! — закричал он поляку. — Пан, подожди! Тут это…

А Веснин почувствовал, что все у них будет хорошо. И что они непременно отобьются. И что его сегодня ну совершенно точно не убьют. Ну а там уж поглядим…

Кампания 1914 года для России оказалась очень тяжелой, но вполне успешной, несмотря на то что англичане и тут показали свое гнилое нутро. Первого августа, сразу после объявления немцами войны России, министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей оф Фаллодон, который, вот сволочь, сам же и заключал союзное соглашение с Российской империей, положившее начало Антанте, вызвал к себе немецкого посла Лихновского и заявил ему, что в случае войны Германии с Россией, при условии, что Франция не будет атакована и немцы займут войсками только тот край Бельгии, который примыкает к германской границе, Великобритания останется нейтральной14.

Но узнали мы об этом только месяца через три по каналам Бурова и из Германии. А потом еще почти год искали подтверждение по другим каналам… Как бы там ни было, все началось неплохо. Мобилизация у нас шла быстрее, чем надеялись немцы. Нет, от семидесяти дней на мобилизацию мы отказались уже давно, и немцам об этом было известно. Но даже сорока дней форы, на которую был рассчитан их план Шлиффена, мы им все равно не дали. На нескольких центральных магистралях западного направления рельсы уже были заменены на более тяжелые, что позволило на второй день после объявления мобилизации перебросить на перевозку войск мощные тепловозы и четырехосные товарные вагоны, использовавшиеся до сих пор только на Транссибирской магистрали. Кроме того, мобилизационный план военных перевозок предусматривал создание в районах сосредоточения войск большого числа временных платформ, строительство которых началось сразу после объявления Австро-Венгрией войны Сербии. Немцы в принципе знали и об этом, но по расчетам, сделанным немецким Генеральным штабом, платформы должны были остаться невостребованными. Для разгрузки воинских эшелонов, прибывающих в соответствии с графиком переброски войск, составленным на основе рассчитанной все тем же немецким Генеральным штабом пропускной способности железных дорог без учета перевода с Транссиба более мощных паровозов и вместительных вагонов, вполне хватало и обычных станций. Так что, вполне возможно, немецкие генштабисты даже смеялись над глупыми русскими, не умеющими пользоваться четырьмя простыми арифметическими действиями. Смеялись до тех пор, пока не стало слишком поздно…

Первый удар наши войска нанесли по Германии. Но вовсе не по тому плану, который был в общих чертах известен немецкому командованию. На самом деле, лежавший в сейфах российского Генерального штаба план был большой дезинформацией, рассчитанной в первую очередь на выявление вражеской агентуры и безалаберных офицеров среди своих. Оттого и хранился он с нарочитой небрежностью. Настоящий же план был разработан несколькими офицерами, именуемыми «группой обеспечения железнодорожных перевозок», а подавляющее большинство документов для его оформления до уровня командира дивизии было выполнено офицерами, обучающимися в Академии Генерального штаба, которые сделали это в рамках учебных заданий. Боевые приказы корпусам и дивизиям удалось вылизать до блеска, вследствие того что каждый из них был исполнен офицерами-слушателями Академии по меньшей мере четыре раза. Так что «блохи» были найдены почти все. Ну а «группа обеспечения железнодорожных перевозок» сделала то, чем и должна была заняться, судя по названию, — отлично свела всю логистику. В итоге мобилизация и первоначальное развертывание прошли у нас если и не как по маслу, то все равно куда лучше, чем я опасался.

Впрочем, все это происходило без меня. Я безвылазно сидел в Магнитогорске — переводил свое производство на военные рельсы и вызвал туда инженеров и цеховых мастеров со всех казенных стрелковых и артиллерийских заводов от Тулы и Сестрорецка до Мотовилихи.

К началу июля мы полностью закончили накопление мобилизационных запасов для развертывания пятимиллионной армии. А недостаток некоторых видов нового вооружения в регулярных частях, составлявший от тридцати до сорока процентов, являлся всего лишь элементом нашего плана дезинформации. На самом деле это вооружение было изготовлено, но находилось на мобилизационных складах, и войска должны были получить его самое позднее через пять-шесть дней после объявления мобилизации. Так что сейчас у нас сложилась уникальная ситуация, при которой мы могли пойти на кратковременное снижение и даже полное прекращение производства вооружения и боеприпасов в целях ускоренной перенастройки производственного цикла на военный лад. Потому-то я и вызвал на свои заводы, уже полным ходом переводящие производство на военные рельсы, представителей казенных оружейных заводов, чтобы они, посмотрев весь процесс, сумели достаточно быстро повторить его у себя.

В это время Кац метался по Транссибу и югу страны, организуя массовые закупки шерсти, овчины, скота и кожи у кочевников, как российских подданных, так и жителей новообразованных государств — Восточного Туркестана, Монголии и Маньчжурии (ну да недаром туда железные дороги тянули), а также прилегающих к ним районов Китая. Все это копилось в полевых складах, ожидая окончания мобилизации и снижения загрузки железных дорог, после чего гигантские запасы шерсти, овчины и кожи, зерна с моих забитых под завязку элеваторов, мороженого мяса из моих холодильников и иного сырья должны были начать величественное, сродни горной лавине, движение в сторону Архангельска и Романова-на-Мур-мане, чтобы там заполнить трюмы сотен заранее переброшенных с Балтики и Черного моря судов и отправиться к английским и французским портам. С началом войны цены на все сырье резко взлетели — я надеялся не только очень неплохо заработать на этих поставках, но еще и придать могучий импульс развития обеим северным портам и вообще кораблестроению в том регионе.

В Санкт-Петербург я вернулся 19 августа. А на следующий день наши конные корпуса перешли-таки границу Германии. Ну да к тому моменту вопли французских союзников по поводу того, что Россия бросила их на произвол судьбы и пренебрегает союзническим долгом, достигли такого уровня, что их, казалось, можно было услышать и на Луне. Но в этот раз, в отличие от той истории, что здесь знал только я, мы не стали очертя голову бросаться спасать союзников, а сначала прилично подготовились, причем не только к разовому наступлению, но и вообще к войне.