Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

Перед входом на рынок под полотняным навесом находилось рабочее место местного менялы, в котором я сразу узнал представителя «богоизбранного» народа, хотя он явно косил под узбека и был одет в восточный халат. Наблюдение за работой здешнего «обменника» дало мне общее представление о местной валюте.

Эталоном стоимости являлась серебряная гривна – слиток серебра граммов в двести. За гривну давали двадцать серебряных монет, которые назывались ногатами. Ногата являлась самой дорогой монетой и, если судить по арабской вязи на ней, имела иностранное происхождение. Видимо, ногата заменяла местному населению доллар, и ее охотно брали в оплату за товар, а к российским аналогам ногаты торговцы относились с подозрением.

Следующей по стоимости монетой была куна российской чеканки. На первый взгляд куна не отличалась от ногаты по размеру и весу, но ценилась на треть дешевле. Похоже, любовь к зарубежной валюте прорезалась у россиян намного раньше появления в обороте бумажек с портретами американских президентов. Самыми мелкими монетами являлись деньга, векша и вервина. Вид эти монеты имели затрапезный, и при наличии некоторого навыка нашлепать таких монет не проблема в любой кузнице.

Помимо нормальных монет в денежном обращении ходили еще и резаны – отрезанная половинка ногаты или куны. За ногату давали пять штук денег или других мелких монет. Мелкие монеты очень сильно отличались по внешнему виду, и я часто слышал слово «чешуя» для их обозначения. В местном «обменнике» «чешую» принимали только на вес, при этом часто пробуя монеты на зуб.

С налета выяснить реальную стоимость монет было довольно сложно, но здешнее население не особенно доверяло местной валюте и в спорных случаях сразу обращалось в «обменник». Абрам – таким «редким» для еврея именем звали менялу – являлся экспертом в валютных вопросах и при размене наличности постоянно пользовался весами. Медные монеты мне на глаза не попадались, поэтому я пришел к выводу, что деньгами считается только серебро.

Долго стоять у местного «обменника», не вызывая подозрений, было невозможно, и я вскоре отправился к другим прилавкам.

Уровень местных цен показался мне довольно странным. Лошадь продавали за три гривны, корову за одну, а овца стоила всего три резаны. Самым дорогим продовольственным товаром была ржаная мука, которая стоила три гривны за пятидесятикилограммовый мешок, перловая крупа и гречка стоили в разы дешевле.

В этом мире железо и другие металлы были в явном дефиците и ценились весьма дорого. Медный пятилитровый котел стоил полторы гривны, медный кувшин или кубок в районе десятка ногат, а то и дороже. Новгородские купцы продавали небольшой бытовой нож из плохого железа за две куны, боевой кинжал – за гривну серебра. Обычный меч стоил пять гривен, а за кольчугу просили все десять.

Высоко ценились изделия из выделанной кожи и были мало кому по карману. Например, добротные сапоги, из которых я по глупости сделал опорки, стоили целую гривну. Видимо, поэтому народ в основном был обут в поршни – стачанные из сыромятной кожи ботинки без каблука или в лапти. Сапоги носили только купцы, а также воины, охранявшие товар и корабли. Если судить по рыночным ценам, то полное вооружение воина стоило бешеных денег, и княжеский дружинник являлся далеко не бедным человеком.

Прочесав рынок вдоль и поперек, я сильно проголодался и за деньгу купил у лоточника на пробу пару пирогов с мясом. Пироги оказались так себе, но голод утолить помогли. Затем я купил за ногату пару килограммов гречневой крупы, каравай хлеба и полкило сушеного мяса, после чего отправился искать работу и устраиваться на постой.

Поиски работы закончились неудачей, так как народ сам управлялся со своими проблемами, да и платить заезжему плотнику было нечем. Проболтавшись без толку по селу до полудня, я направился к крепости на пригорке, но и там меня ждал полный облом. Крепость оказалась разрушенной татарами боярской усадьбой, и ее восстанавливала плотницкая артель из Калуги. Народ жужжал как пчелки – косорукому плотнику из будущего здесь места не было. Памятуя о рассказе пленного бандита, я не стал даже заикаться насчет работы и снова вернулся на рынок.

Передо мной во весь рост встала проблема безработицы, и если я срочно не придумаю выход из создавшейся ситуации, то к осени начну пухнуть с голоду. Всей наличности у меня было в районе трех гривен, и, даже если продать все захваченные у бандитов трофеи, зиму можно и не пережить. В нищей Верее просто некуда приложить знания и навыки двадцать первого века, а потому нужно выбираться в более хлебные места.

Первый вариант для переселения – это Москва, но душа почему-то не лежала к такому решению вопроса, а вторым вариантом был переезд в Новгород. Насколько я помнил из школьной программы по истории, Новгород – город купеческий и вроде республика, там должны цениться мастеровые люди, к которым я себя причисляю. Наверняка в республиканском Новгороде будут востребованы мои знания, и мне удастся выбиться в люди, а в феодальной Москве на шею сразу сядут государевы люди, которые быстро наложат лапу на любое приносящее прибыль начинание.

Обдумав еще раз оба варианта, я все-таки выбрал Новгород и отправился на пристань, чтобы выяснить у купцов, во что обойдется мне такая поездка. Увы, круиз в Новгород стоил три гривны, что в принципе было мне по карману, но тогда бы я сошел на новгородскую пристань гол как сокол. Бомжевать в Новгороде мне не хотелось, поэтому оставался только один вариант – переехать в Москву. До нее можно было добраться пешком или с попутным караваном купцов за пару ногат, что в разы дешевле.

Такой итог размышлений о будущем сильно подпортил мне настроение, поэтому я решил закончить на сегодня все дела и найти хотя бы крышу над головой. Чтобы не бить без толку ноги, я отловил пробегавшего мимо мальчишку, который за деньгу подрядился выяснить, кто из местных жителей берет постояльцев, а сам отправился ждать результатов в рыночную забегаловку, в которой подавали обед из трех блюд по смешной цене.

Заведение местного общепита чем-то напоминало летнее кафе на два десятка посадочных мест и располагалось под сплетенным из лозы навесом. Обстановка была довольно скромной, посетители сидели на общих лавках за грубо сколоченными столами, но обслуживание оказалось на высоте, к тому же слух почтенной публики ублажал местный бард. Паваротти местного разлива тренькал на гуслях и пел гнусавым голосом былину про какого-то князя Ингваря. От скулежа местной поп-звезды сводило зубы, но посетители слушали этот вой с явным интересом и даже бросали музыканту какую-то мелочь.