Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

Появление надежных помощников значительно облегчило мне жизнь и позволило адаптироваться в новом мире. Я поставил своих побратимов на командные посты в дружине, а также финансово и материально выделял их из общей массы. Лучшее оружие, доспехи и револьверы в дополнение к «дефендерам» достались именно моим людям. Теперь было кому прикрыть мою спину, и я перестал просыпаться от каждого ночного шороха за дверью.

Помимо еженедельных посиделок у боярыни моя гвардия собиралась по вечерам в моей комнате, где мы подводили итоги дня и обсуждали возникшие проблемы, а также, чего греха таить, и поддавали, но без фанатизма. Я частенько брал гитару и пел для своих младших братьев песни из прошлой жизни, не особо заморачиваясь переделкой текстов, главное, чтобы эти песни мне нравились. Как-то незаметно к нашему кружку присоединился Митрофан Хромой. Старый дружинник и так постоянно занимался делами дружины, а следовательно, без него не решался ни один важный вопрос. Митрофан был не дурак выпить и послушать мои песни, вот и стал завсегдатаем наших вечеринок. У моего неформального начальника штаба хватало ума и такта не быть в каждой бочке затычкой, и он не пытался перетащить на себя командирское одеяло, а потому стал среди нас своим. Мудрые советы старого воина практически всегда шли мне на пользу, и вскоре я стал его звать дедом, а он меня в ответ внучком.

К середине февраля световой день удлинился, морозы спали. Весна была уже не за горами, и жизнь в Верее активизировалась. Из лесных деревень начали приезжать обозы с пушным оброком, а на рынке снова пошла меновая торговля. В Верею один за другим потянулись купеческие караваны из Рязани и Москвы за пушниной, Пелагея начала готовить обоз с данью для княжеской казны. Солнечная погода, а также предчувствие весны грело душу и поднимало настроение, но в один прекрасный вечер все пошло прахом.

К боярыне наведался в гости московский купец, который приходился ей дальним родственником, и они, запершись в горнице, о чем-то долго совещались. К полудню купец уехал с обозом в Москву, а вечером во время нашего обычного застолья Митрофан Хромой сильно надрался, и, когда я отводил поддатого деда в его комнату, того пробило на откровенность:

– Хороший ты парень, Алексашка, но не наш! Бежать тебе нужно отседова, пока время есть, а то…

Поняв, что сказал лишнее, он замолк.

Каждому известна истина: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Поэтому, услышав эти слова, я встряхнул деда как грушу и, усадив на лавку, велел:

– А вот с этого места поподробнее! Что за напасть и почему мне нужно срочно бежать из Вереи?

Дед сразу протрезвел и начал юлить, но такое поведение Митрофана меня еще больше насторожило, и я буквально вытряс из него всю правду. Оказалось, что дедок был тайным соглядатаем боярыни Пелагеи в дружине и намеренно втерся ко мне в доверие. Так как я ничего против боярыни не умышлял, то дед так и докладывал об этом хозяйке, но все переменилось с приездом московского купца. Купец Акинфий Рудой был двоюродным дядей Пелагеи по матери, и та подробно рассказала родственнику о своих бедах и проблемах, а также о нападении банды Путяты на усадьбу.

Акинфий вызвал на ковер Митрофана и подробно допросил его о новом воеводе. Дед выложил обо мне всю подноготную и присовокупил свои домыслы и подозрения. Возможно, Акинфий и не стал бы встревать в отношения между Пелагеей и пришедшим неизвестно откуда странным воеводой, если бы не богатые трофеи, захваченные у боярина Путяты. Видимо, купец решил погреть руки на чужом добре и начал стращать Пелагею мною. То, что я зарежу боярыню вместе с детьми ради этого богатства, даже не подлежало сомнению, и боярыня под давлением родственника собственноручно накатала на меня донос думному дьяку в Разбойную избу. Митрофан лично присутствовал при написании этой бумаги и рассказал, что самозванство было самым малым преступлением, в котором меня обвиняли.

Такой поворот событий стал для меня настоящим шоком, и я едва не прибил деда, приложившего свою руку к свалившейся на меня беде. Однако злоба не лишила меня разума – я удержался от расправы над Митрофаном, который на самом деле не был ни в чем виноват. Если взглянуть на произошедшее непредвзято, то другого финала в моей карьере воеводы не могло быть в принципе, слишком моя личность выбивалась из привычной картины мира, и по мою душу обязательно бы пришли. Мне деда благодарить за предупреждение нужно, а не винить во всех бедах, иначе взяли бы меня тепленьким, а так у меня появился шанс спасти свою шкуру.

– Прости меня, Митрофан, погорячился я. Спасибо тебе за правду! – сказал я, отпуская дедову рубаху.

– Да чего уж тут, дело житейское. Ты меня тоже прости, Алексашка, не со зла я. У меня семья, внуки, а боярского слова ослушаться я не мог.

– Да понимаю я, что ты человек подневольный, только не знаю, куда мне бежать, вот и взбесился! Что посоветуешь?

– В Новгород тебе уходить надо. Ты муж ученый и многими тайными знаниями обладаешь. Там тебе место найдется. А в Псков не ходи. Не знаю, правда ли то, что ты сын боярина Томилина, только его брательник Кирилл тебя не признает и объявит самозванцем. Знаю я этого нехристя, он за резану удавится, а за братово наследство и мать родную продаст!

– Спасибо, дед, за совет и предупреждение. Пойду думать, что делать дальше, – сказал я и ушел к себе в комнату.

После такого поворота судьбы заснуть было невозможно, поэтому мне всю ночь пришлось обдумывать способы, как избежать дыбы в Разбойной избе. К утру план спасения в основном сложился в моей голове, и теперь оставалось претворить его в жизнь. План был простой, но требовал тщательной и незаметной подготовки. На все про все я выделил себе три дня и сразу с утра приступил к его выполнению.

Никаких изменений в привычный распорядок дня я вносить не стал, а только озадачил десятников подготовкой дружины к конному выезду, якобы чтобы начать тренировки перед княжеским смотром в Москве. Этот приказ ни у кого не вызвал подозрений, и личный состав занялся подготовкой лошадей к походу. На следующий день был назначен строевой смотр с осмотром оружия и доспехов, а также исправности конной экипировки. Выезд на учения был намечен на послезавтра, поэтому я приказал кузнецам перековать лошадей, чтобы не возникло проблем в дороге. Воспользовавшись этим формальным поводом, я закрылся в оружейной комнате и снял с «дефендеров» бойки и фиксаторы барабанов. Внешне ружья выглядели исправными, но стрелять из них стало невозможно. Братья Лютые по моему приказу упаковали все наличные боеприпасы в переметные сумы и вынесли из оружейки в мою комнату. Боеспособное оружие осталось только у караула, но эту проблему я собирался решить перед самым бегством из усадьбы.