Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

Высаживаться на захваченные суда я не стал, а предоставил эту честь дружинникам Сторожевского. Примерно через час пиратские корабли были очищены от раздетых догола трупов и тяжелораненых, а выживших в бойне пиратов связали, как скотину, и уложили на дно лодок. Часть дружинников перешли на трофейные суда, и наш караван продолжил путь в сторону острова Котлин.

Бой закончился, но опасность нападения не миновала окончательно, поэтому «Чуда-юда» снова подняла паруса и стала курсировать между берегом и купеческими лодиями, высматривая нового противника. Однако желающих умирать в такую прекрасную погоду больше не нашлось, и к вечеру наши корабли пришвартовались к пристани Новгородской слободы, на месте которой в моем времени располагался Кронштадт.

Пока экипаж швартовался и увязывал спущенные паруса «Чуды-юды», я перепрыгнул на причал и подошел к ожидавшему меня сотнику Сторожевскому.

– Ну ты, Александр, и чудеса творишь! Дай я тебя расцелую по-братски! Был грех, мы уже и с жизнью простились, а ты без нашей помощи супостата побил! Еремей мне рассказывал, что ты его от смерти спас и две дружины по полсотни воев побил походя, только я в его слова не поверил. Думал, что привирает Ушкуйник по молодости, а ты, словно Георгий Победоносец, громы и молнии мечешь в ворога! Сам бы не видел, ни в жизнь не поверил бы, что такие чудеса бывают, – заявил сотник и, обняв меня, расцеловал.

– Никифор, ты прямо как Брежнев меня взасос целуешь! Я вроде не девка красная, да и ты уже не молодец! У тебя родственников из этой семейки случайно нет? – пошутил я, высвобождаясь из медвежьих объятий новгородца.

Сторожевский не понял юмора:

– Брежневых у меня в родне нет. Правда, знавал я тверского боярина Брежнева, да тот давно помер. Не пойму, Александр, про что ты меня спросил?

– Да ладно, забудь, Никифор! Это я так пошутил неудачно. Был у меня знакомец с таким прозвищем, который любил с мужиками целоваться да обниматься. Как браги выпьет, так хоть беги от него. Давайте лучше о деле потолкуем да отметим наше спасение как положено, а то удачи не будет. Трактир в слободе имеется?

– Трактир в слободе, конечно, есть, там сейчас Ушкуйник хозяйничает. Ты дружинников своих забирай, и пойдем спасение с того света отметим. За свой корабль не беспокойся, мои вои посторожат. Казну тоже с собой не бери, ты ворога побил, а мы только к шапочному разбору поспели, нам и проставляться! Никифор свою казну пообещал растрясти, да и я серебра не пожалею, гулять так гулять!

– А не рано нам праздновать? Может быть, у Рыжего Черта подельники поблизости крутятся, и нам лучше поостеречься? Кстати, много ли свеев в полон взять удалось? Сам разбойный воевода выжил или как?

– Убили вы Рыжего Черта насмерть, хотя вопросов у меня к нему много имелось. Пуля из пищали твоей скорострельной прямо в лоб супостату угодила и разнесла башку на куски, только по броне и опознали. В полон мы забрали два десятка разбойников, причем половина из них пораненные. Тяжелых мои вои дорезали и утопили в море, чего с ними возиться, все одно в петле болтаться будут. Двоих подручных Рыжего Черта я уже расспросил с пристрастием, и они бают, что вы всю дружину Рыжего Черта побили, так что с этой стороны беды не будет. Знаешь, Александр, что ганзейцы учудили? – спросил, прищурившись, сотник.

– Откуда? – пожал плечами я.

– Оказалось, что, пока нас мурыжили в Любеке, к Рыжему Черту из любекского магистрата гонца отправили упредить разбойников о том, что мы пойдем в Новгород всего на трех лодиях и с малой охраной. Вот такие пироги! Ох, зря ганзейцы все это затеяли! Когда ушкуйники новгородские на Волгу пойдут татар пощипать, я дам им наводку на купцов, которые у ганзейцев в доле. Дорого гости заморские мне заплатят за свое предательство!

– Вот, значит, как? Никифор, если решишь поквитаться, извести меня, будь другом! У меня на «общечеловеков» тоже большой зуб имеется. Немцу бить рожу толку мало, утрутся и снова гадить начнут, а вот если ганзейцев за мошну зацепить, то заскулят они как собаки побитые! У немца самое больное место – это кошель с серебром, немец за полушку удавится.

– Александр, а кто такие «общечеловеки»? Не слышал я такого прозвища.

– Я так латинян называю. Подлый народ и пакостный. Елей в уши льют, а сами нож острый в спину воткнуть норовят! Много бед на Руси от этого подлого племени может случиться, нет у меня к ним веры. С татарами проще договориться, чем с немцами. Татар можно в честном бою победить, а «общечеловеки» все исподтишка норовят ужалить.

– Ну это ты перегнул, Александр. Среди немцев тоже много хороших людей имеется. Есть у меня пара знакомых на Петровом дворе, весьма честные и порядочные люди.

– Может, по отдельности и есть среди немцев достойные люди, только когда они в кучу соберутся, то в одну дуду дуют! Латиняне русичей за людей не считают, мы для них грязь под ногами. Возьмем, к примеру, веру латинскую. В Риме сидит папа римский, который наместником Бога на земле себя назначил, а сам в грехе и распутстве погряз! – возразил я сотнику.

– Наслышан я о деяниях папы Пия Второго. Ганзейские немцы тоже его распутством попрекают и бают, что из-за него латиняне даже на раскол пошли. Вроде полвека назад у них даже Гусь [35]какой-то объявился, который папу почем зря костерил. Правда, наши попы тоже далеко не все божьи праведники и недалече от латинян ушли. Митрополит Иона татар на Русь наводил и вместе с Москвой на Новгород свою лапу наложить собирался! Слава богу, помер Иона в позапрошлом годе, и патриарх Константинопольский Феодосия митрополитом Московским и всея Руси утвердил. Феодосий муж благочестивый и в вере православной крепок, а ведь после гонений Ионы на вольности новгородские Великий Новгород едва в унию к латинянам не перешел. Вот до чего дело едва не дошло! – с досадой в голосе произнес Сторожевский.

Этот разговор очень напомнил мне кухонные посиделки двадцать первого века, на которых за бутылкой водки кто ни попадя решал судьбы России, а потому я решил закончить прения и сказал сотнику:

– Никифор, что-то мы с тобой в разговоры досужие ударились, а в трактире наверняка уже вино и брага киснут! Пойдем отведем душу, а языком пусть молотят бояре в думе, они это дело любят.

– И то верно, пошли в трактир, а то треплем языком, словно бабы на посиделках, – согласился со мной Никифор.

Я окликнул Павла Сироту, руководившего швартовкой тримарана, и приказал ему передать «Чуду-юду» под охрану дружинникам кончанского сотника, а потом со всей командой отправляться в трактир праздновать победу. Затем я буквально силой заставил Михаила Жигаря присоединиться к нашей с Никифором компании, и мы направились в слободу.