Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-2 [СИ]

Лейтенант понял, что кроме него — некому.

Высунулся из-за массивного борта своего танка, оценивая обстановку — и тихо, но злобно выругался. Три один прошел вперед, обвалив бортом стену дома, и ушел вперед метров на двадцать, не меньше. Там его и подбили — был виден дым, нехороший, черный дым — значит, что-то горит, а не просто от подрыва. Ари лежал у гусениц, стрелял из автомата — и просто удивительно, что в него еще не попали…

Лейтенант оглянулся, увидел приличное место. Что-то вроде проулка между домами, очень узкого — здесь строят экономно, дома стоят тесно как в Европе…

— Давай туда! Прикрою! Потом прикроешь меня!

Лейтенант открыл огонь и Ари пополз. Не побежал, а именно пополз — хотя было метра три — четыре до позиции. Почему-то пришло в голову, что если кто из них и останется сегодня в живых, так это Ари. Он не рискует даже по мелочам…

— Пошел! — крикнул он и открыл автоматный огонь.

Лейтенант бросился вперед — но поскользнулся и упал у самого носа танка. Даже не поскользнулся…

Он вдруг понял, что там, впереди — несколько десятков ублюдков. Пулеметчики. Снайперы. И у каждого из них — нет никакой другой мысли, кроме одной.

ОНИ ВСЕ ХОТЯТ ЕГО УБИТЬ.

Вот так, просто. Все, что они хотят — это убить его. Каждый из них хочет убить его, израильского танкиста и тот, кто это сделает — станет героем своего народа. Его смерть — вот все что хочет каждый из них.

И как будто сам Господь Бог сказал ему — до стоящей впереди Меркавы с позывным Гур три — один он не добежит.

Лейтенант прижался к гусенице. Его трясло. Он знал, что должен пойти и посмотреть, что с теми, кто рискнул собой ради того, чтобы прикрыть его подбитый танк. Но он не мог этого сделать — его как парализовало…

Но прежде, чем кто-то кроме него осознал его трусость — произошло два события, каждое из которых кардинально изменило ситуацию.

Ракеты — два и семьдесят пять дюйма, пущенные откуда-то с тыла — пролетели прямо над ними и взорвались где-то впереди, хорошо взорвались, с дымом и пламенем. Ракет было много — он знал, что новые модификации содержат в полтора раза больше готовых поражающих элементов, чем старые и каждая из них — почти что его флашет. Почти одновременно с этим — в танке, к которому он должен был бежать, открылся кормовой люк и из него вывалился человек, именно вывалился на землю, теряя последние силы. Следом — выскочил, уже на ноги — еще кто-то, упал у гусениц, открыл огонь…

Вертолет продолжал обстрел…

Лейтенант выстрелил, чтобы привлечь внимание. Замахал рукой — идите сюда…

Вылез еще кто-то — слава Богу, значит, как минимум двое на ногах…

Под прикрытием стрелка — один из выживших в танке три один потащил ко второму танку того, кто вывалился из танка первым. Дотащил. Лейтенант узнал его — невысокий, задиристый паренек, он родился уже в Израиле, а родители — откуда-то из республик бывшего СССР. Прямо на лице — рана, как от осколка, но кровь не течет — видимо, горячим…

— Что с ним?!

— Дело дрянь! Нас подорвали фугасом!

— Фугасом?!

— Подобрались вплотную! Смертник! Где колонна!?

— А черт ее знает!

Колонны не было. Они были одни.

— Лейтенант Шимон мертв! Он в танке! Надо его вытащить!

— А это кто?! С автоматом!

— Это Бени! Наш наводчик!

— У нас один раненый! Прикроешь меня?!

Лейтенанту было стыдно за минутную слабость. Стыд просто жег его изнутри — и чтобы компенсировать, чтобы затушить его — он был готов в полный рост идти на пулеметные позиции.

Но парнишка мотнул головой

— Не надо. Это мой лейтенант. Прикрой!

Лейтенант сменил магазин. Замахал рукой, чтобы Ари сделал то же самое.

— Иди!

— Твою же мать… — обессилено выругался сапер и бросил пульт.

— Что?! — заорал давно оглушенный командир.

— Робот уничтожен. Я ничего не вижу. Впереди до черта гранатометчиков, простреливается все…

Спецназовцы — пользуясь минуткой затишья — пока робот проводил впереди разведку, набивали магазины патронами. В реальном бою — никто не стреляет бесконечно как в кино или компьютерной игре, бой идет волнами. В магазинах — находится только четвертая часть боезапаса или даже меньше, остальное — пачками в рюкзаке. Поэтому — приходится пользоваться каждой свободной минуткой, чтобы перезарядиться. Давно сбитыми и ничего не чувствующими пальцами заталкиваешь в магазин патрон за патроном и стараешься ни о чем не думать. Совсем ни о чем.

В углу — радист надрывался, вызывая позывные Гура — такие позывные были у танков, попавших в самое пекло и оказавшихся в окружении. Ни один из позывных не отвечал.

— Ну?

— Ни хрена.

Радист смертельно устал, как и все — но продолжал долбить.

— Да нет там ни хрена! — взорвался один из разведчиков — нас просто бросили сюда, чтобы пробить проход. Им, наверное, давно головы отрезали…

Сольное выступление прерывается звуком удара

— Заткнись.

Всем понятно, что это косяк. Израильтяне не бросают своих — ни мертвых, ни тем более живых. Ради того, чтобы собрать разорванного на куски фугасом бойца — могут бросить роту биться несколько часов в полном окружении. Ради того, чтобы освободить одного — из тюрем могут выпустить тысячу. Никто не смеет утверждать, что это неправильно, потому что может прийти день и час — когда спасать придется тебя.

Командир Яэля отполз от пролома

— Надо подорвать стену. Там можно продвинуться дальше.

— А если вся эта халабуда грохнется на нас же?

— Другого выхода нет. Через улицу — не пройти.

В дыму пожаров, в раскаленном даже ночью воздухе — плывет гнусавое завывание муллы — ублюдки сразу в нескольких местах врубили магнитофоны на полную громкость. На всех частотах открытой связи — все диалекты арабского, африкаанс, сухахили, сомалика, чеченский, дагестанский, черкесский. Кажется, что ворота ада отворились — и зло хлынуло в мир. Кого тут только нет…

— Готово… — доложил один из саперов.

— Так… отходим. Всем отойти.

— Отошли. Кто-то — от непривычки сжался, проглотил комок. Кто-то — даже сигаретку прикурил…

— Взрываю.

Хлопок. Дым, пыль. И словно отвечая одиночному хлопку — где-то впереди, с оглушительной слитностью рвутся поставленные на воздушный подрыв снаряды. Дрожит земля, содрогается воздух.

Решение возникает у всех одинаковое — шанс! Пока идет артобстрел — боевики без лишней нужды не высовываются.

— Дым! Дым и вперед!

Под веселое шипение шашек — дым еще не успел застелить пеленой всю улицу — они несутся через улицу к следующему, подходящему для временного опорного пункта зданию. Впереди — рвутся тяжелые снаряды, после каждого удара вздрагивает земля. Обычно — артиллерийские удары по городам, по городской застройке запрещены за исключением точечных. Очевидно — озверев от потерь и отсутствия результатов, командование решило воевать по-настоящему.