Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-2 [СИ]

Взрыв был неожиданным и страшным. Только что они шли вперед… прикрываясь бронированной тушей танка и вдруг… долбануло так, что в глазах потемнело. Сам Шамир — не раз оказывался рядом с местом взрыва — но такое было для него впервые. Он был готов поклясться, что разрывом танк весом под семьдесят тонн подбросило в воздух.

Что было потом — он уже не помнил…

Шамир пришел в себя в полевом госпитале, который устроили прямо в развалинах. Голова не болело, было такое ощущение… как гул в голове. Сама голова — пустая — пустая и кажется, что вот — вот полетишь…

Он с трудом поднялся. Рядом лежал танкист, тот самый, командир головного. Живой.

Шамир потряс его за плечо.

— А…

Танкист повернулся, под глазами у него были черные, налитые кровью круги — симптом сотрясения мозга.

— Все целы? — прокаркал Шамир

— Мои все… — голос танкиста пробивался как через слой мокрой ваты — отвоевались, в общем. Танк на ремонт. Килограммов сто рвануло, не меньше…

— А мои…

Танкист продолжал говорить — и вдруг Шамир понял, что он слышит еще хуже, чем он. Да, изрядно долбануло…

— Хреново все. Нас перенаправили сюда с Синая. Одну роту. Ребята сейчас там, а я вот… валяюсь тут. Хреново все…

Шамир снова потряс его за плечо, привлекая внимание

— А?

— Больницу взяли, не знаешь? — спросил он, стараясь выговаривать слова как можно четче.

— Нет… Не знаю, друг… Наверное, нет…

Потом подошли санитары…

— … позор! Вы идете на нас войной, вы бомбите наши города и убиваете наших детей. Война придет в ваши города, она коснется каждого из вас, как этого солдата. Вы присылаете убийц, чтобы убивать нас! Взгляните — то же самое ждет вас, всех ваших детей, если вы не одумаетесь и не прекратите наступление на земли Ислама…

Один глаз все же немного видел, не совсем заплыл. Юпитер кинокамеры жег как огонь, гул крови в ушах заглушал слитное дыхание нескольких десятков боевиков, набившихся в подвал под больницей. Миша скосил взор вправо как смог — и увидел, что один из тех, кто его держит — это тот самый чеченец с кинжалом. Кинжал сейчас он держал в руке, уверенно и привычно.

И граната — была на поясе.

— Аллах Акбар! Нет Бога кроме Аллаха и Мохаммед Пророк его! Свободу всем землям Ислама! Свободу Палестине!

Представление подходило к концу — и как все представления, которые стоило смотреть — оно должно было завершиться смертью. Только не той, которую хотели устроители этого представления и те, кто потом будет переписывать и смотреть это видео.

Я сейчас умру — но и вы, гады — жить не будете…

Лезвие кинжала коснулось шеи израильского солдата Миши Солодкина — и в этот момент он с диким криком дернулся, безошибочно вцепился зубами в кольцо гранаты, висящей на поясе бородатого чеченского боевика, и дернул. Со злым торжеством почувствовал, как кольцо поддается, уступает его силе. Боевик помог ему, шарахнувшись в сторону, что-то истерически крикнул. Грохнул выстрел… и в тот же момент взорвалась граната. Потом — взорвался тюк с саперным зарядом, который принесли в укрепленный подвал мечети, чтобы снять на видео. А потом — все взорвалось…

Грохот был такой, что его услышали во всем окрестностям. В том числе и Шамир — он как раз спорил с врачом, настаивавшим на эвакуации. Они разом прервали разговор — а потом кто-то крикнул, что мечеть рушится…

Болела голова. О, Аллах, помоги, как она болит…

Шейх Хувейи оторвался от очередного фикха, который должны были передать в Интернет сразу же, как только он будет написан. Выпил немного воды. Прислушался. Кому-то не спалось — прямо во дворе горел костер, оттуда доносились слова незнакомой нашиды [29] Песня, прославляющая Пророка и веру. Не путать с молитвой, это именно песня. . Вероятно, она была написана кем-то только что, потому что в ней говорилось про Персию. И уничтожить Израиль, конечно…

Шейх попытался сосредоточиться — но у него уже не получалось. Слова не вставали в красивый, понятный ряд, они толпились и от этого получались глупыми и бессмысленными.

Шейх сам не заметил, как уснул.

Проснулся он… непонятно через некоторое время. Было еще темно… но снаружи доносился шум, и где-то… стреляли.

В воздух?

Они победили?

Или…

О, Аллах… неужели яхуды атаковали их здесь? О, Аллах, спаси и сохрани…

Сразу зашлось сердце… неровно, с перебоями. О, Аллах, почему это не произошло тогда, когда я был молодым. Помоги мне предстать перед Тобой с чистым сердцем, свершившим то, ради чего я пришел на землю…

Преодолевая боль в затекших ногах, во всем теле — шейх выбежал в коридор. Там — были вооруженные люди, их было намного больше, чем обычно.

— Что происходить, говорите!

— О, шейх, Аллах тяжело покарал нас! В армии начались беспорядки!

Шейх тяжело прислонился к стене… бухало в ушах и было темно перед глазами. Конечно же… чего еще ждать от угнетателей, от тех, кто не принял Аллаха в душе и попрал веру. Он много раз говорил, сколько раз говорил и Исмаилу Ии всем остальным — в вопросах веры недопустимы компромиссы, как и в вопросах исламской революции. Офицеры никогда не встанут на их сторону, никакие исламские трибуналы, никакие проповедники в частях это не изменят! Они никогда не простят им потерянной власти! Надо было сразу всех убить и сделать офицерами тех из солдат, кто усерден в вопросах веры и известен умме как подлинный правоверный, не лицемер. Исмаил тогда поднял его на смех, сказав, что из солдата не сделать офицера приказом, для этого нужно долго учиться, а е6сли они так сделают — яхуды пойдут на них и возьмут голыми руками. О, Аллах, какой идиот! Теперь, когда братья умирают в секторе Газа, когда Израиль слаб как никогда, когда у мусульман впервые появилась возможность сбросить ненавистных яхудов в море с их семьями вместе — эти проклятые предатели подняли мятеж! Выступили против них, значит — против самого Аллаха!