Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-2 [СИ]

— Амии, мы удержим Синай, если возьмем его?

Генерал Яалон пожал плечами

— С учетом того, что там творится — без проблем.

— Взять то возьмем, но…

— У нас лучшие технологии в борьбе с террором.

— Да, но не когда под боком террористическое государство. Вспомните прорыв линии Барлева!

Это было ошибкой Либермана — линию Барлева упоминать не следовало. Премьер моментально воспользовался этим — куй железо, пока горячо.

— Хорошо, проголосуем. Мое предложение — и предложение Ави. Пока один — один. Ами.

— Считаю, что нужно действовать сейчас — сказал генерал Яалон

— Таль?

Руссо поколебался. Но недолго.

— Надо действовать…

Либерман, оставшийся в одиночестве, молча встал со своего места. Он инстинктивно чувствовал, что это ошибка, что ни в коем случае нельзя идти на поводу у американцев, чтобы они не предлагали — до сих пор все их предложения заканчивались провалами и кровью. Но доказать это — он не смог.

Примерно через час — первые израильские танки пересекли границу Египта и ринулись вглубь Синая.

По их машине — ударила пуля, такой тупой, хлесткий удар как молотком по жестяной банке. Водитель среагировал моментально — те, кто жил какое-то время в Каире знали, что делать в таких случаях. Крикнув — «лежите!» — он и сам лег на сидение, чтобы прикрыться мотором и приборной панелью и погнал машину задним ходом, даже не оборачиваясь. Они так и ехали — пока во что-то с грохотом не врезались и не остановились…

— Все! — выговорил водитель пересохшими губами — дальше не поеду…

Дик сунул вперед купюру

— Спасибо и на этом, парень.

Водитель — что-то сказал на арабском. Понять можно было и без перевода — что-то вроде «психи конченые»

— Меня зовут Алиссон Моррис, это репортаж с залитых кровью улиц Каира. Мы находимся на проспекте Исламской революции, всего в миле от площади Тахрир. Как вы уже знаете — египетские военные начали государственный переворот. До сих пор точно не известно, какие именно части поддержали переворот — однако, можно сказать, что элитные части армии, расквартированные вокруг Каира и большая часть полицейских, как бывших, так и действующих поддержали переворот и сейчас ведут войну против народа Египта.

Алиссон бросила короткий взгляд на оператора, тот не прекращая съемку, показал большой палец — все отлично. Учитывая чрезвычайную опасность — запись шла не только на карту памяти, камера была запрограммирована так, что весь видеоряд автоматически сбрасывался в банк данных через спутниковый канал. Даже если отнимут камеру, разобьют ее и сожгут карту памяти — то, что отснято уже невозможно будет уничтожить.

— … За моей спиной — можно видеть баррикады из машин, горящие покрышки. В городе идут грабежи, погромы, убийства, действуют снайперы, стреляя в людей без разбора. Боевые вертолеты атаковали исламский университет Аль-Азхар, осведомленные источники сообщили о нескольких тысячах убитых. Боевые вертолеты нанесли удар по Гелиополису, бои идут в районе посольских компаундов. По неподтвержденным данным — уже к вечеру можно ожидать штурма города египетскими моторизованными…

Ее оператор, которому прекрасно было видно, что творится за спиной — вдруг выпустил камеру, бросился к ней.

— Валим!

— Ты что!?

Загремели автоматные очереди, она обернулась и увидела — грузовик. Самосвал с высокими бортами, полный вооруженных молодых людей с зелеными и черными повязками на головах. Она увидела прыгающих на мостовую людей, пламя, пульсирующее на срезе пулеметного ствола. Дик вцепился ей в руку, рванул в сторону, машина была совсем рядом, она побежала… но тут Дик тяжело упал на мостовую — и она упала вместе с ним, сильно ударившись. Разодрала локоть, лицо, сильно ушиблась. Она видела, как к ней бегут вооруженные, бородатые молодые люди…

— Я журналистка! Я журналистка!

Один из подбежавших боевиков ударил ее ногой в живот, второй схватил за волосы и сильно рванул, пытаясь тащить за собой — было больно до визга. Она брыкнулась, пытаясь сопротивляться — но сопротивляться молодым, крепким, вооруженным людям было практически невозможно. Ее тащили за волосы, она чувствовала, что еще немного — и эти… просто снимут с нее скальп. Потом — кто-то тяжело упал рядом, совсем как Дик… и еще… и еще… и со всех сторон загрохотали автоматы. Ее больше никто не тащил и не держал за волосы, она повернула голову — и с ужасом увидела… боевик, тащивший ее теперь лежит на асфальте, вместо половины лица кровавое месиво, автомат лежит на асфальте… а чуть дальше еще один боевик, и тоже мертвый. Пулемет с самосвала уже не стреляет… молодые бородачи куда-то стреляют, укрываясь за машинами и деревьями. На ее глазах погиб один из них — вот он стреляет, и вот… стоп-кадр, от головы отлетает какой-то кусок, бурое месиво… и вот он валится навзничь на тротуар, в сторону отлетает автомат… снайпер!

Снайпер!

Загребая руками, она поползла по окровавленному, грязному асфальту. Потом — как-то встала на ноги, бросилась бежать, сама не зная куда.

Незнамо где ее и взяли…

Она выбежала на какую-то улицу… метались люди. Заполошно оглядевшись, она увидела троих у большого фургона с антенной на крыше и яркими надписями — фургон телестудии! В панике она бросилась хоть к чему-то, что было знакомо.

— Помогите! Помогите мне!

Двое обернулись — потом один схватил ее за руку. Она поняла все, запоздало, правда. Попыталась вырваться — но второй ударил ее прикладом по голове. Последнее, что она слышала — это выстрелы и крики «Аллах Акбар»!

Четверо друзей — Али, Хамза, Джебель и Шари, что было сокращенное от «Шариат» — выросли в Эзбет аль-Хаганна — это был плохой, очень плохой район, полиция лишний раз не осмеливалась там появляться и в более спокойные времена. Заводилой и авторитетом среди них был Шари — потому что его брата повесили за джихад. Это когда на Мубарака совершили покушение… точнее, пытались совершить, сорвалось в самый последний момент. Мухабаррат тогда гребли всех подряд… судьба их была разной. Кого выкупили — тех отпустили. Кого некому было выкупить — тех повесили, и отчитались, что с терроризмом покончено. Парадокс был в том, что в основном задержанные террористы вышли на свободу, в террор в Египте шли не самые бедные люди. Тот же Айман аль-Завахири, сын врача, у которого хватило денег послать сына учиться в университет. Но ненависть аресты и казни породили…

Впрочем, ненависть в Египте была всегда. Ее загоняли внутрь пытками и расстрелами — но она никуда не девалась.

Гамаль Абдель Насер, египетский Ленин — был оболган и не понят. А ведь именно он — пытался тащить Египет в современный мир. При нем — строили Асуанскую плотину, в Египте работали скрывающиеся от возмездия нацисты, пытались построить реактивный истребитель и многое другое. Увы… не удалось.