Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)

Поездочка мне процентов триста прибыли принесет!

Через годик прибарахлюсь и квартиркой, и машинкой – в задницу «девятку» – сразу иномарочку! И пейджер брать не буду. Возьму сотик. В Кирове сотиков еще ни у кого нет!

Блин! А что же я торможу-то так? Может, мне писать начать, параллельно? «Ночной дозор», там… Что я, не осилю? Жаль, компьютеров еще нормальных нет. Придется на машинке шлепать. Могу песни писать – хиты будущего… «Лучшие друзья девушек – это бриллианты!»

Копейки, это… Копейки…

Блин! У бати же десять тысяч советских рублей на книжке! Через полгода он их снять не сможет – НИКОГДА! А там как раз приватизация, ваучеры дадут… Акций «Газпрома» надо прикупить будет… Главное, батю уговорить деньги снять. Копит он, блин. На «Волгу». Не знает, что так на «копейке» и проездит до десятых годов двадцать первого века.

Брат тоже еще жив, кстати. Еще служит капитаном в ракетных войсках. Уволят в запас. Через год бизнесом займется тоже. Пропадет без вести в Ярославле, спившись от шальных денег…

Не позволю!!

– Ивакин! – выдернул меня голос из размышлений.

– А?

– Не а! Доклад иди читай.

Алалост покачал смешной головой – розовая лысина обрамлялась венчиком белого пуха.

Курт меня пихнул в бок – что, мол, сидишь, иди!

Я растерянно встал.

– Не готов, что ли? – раздраженно, заметив мое замешательство, сказал препод.

– Г-готов, – заикаясь, ответил я.

– Тогда не томите! Ждем ваших откровений!

Я пошел к кафедре, пробравшись сквозь ряд стульев.

– Тема доклада… – горло пересохло. Блин! Оказывается, я Останина до сих пор боюсь!

– Какая же тема доклада? – препод презрительно усмехнулся.

– Мммм… – промычал я. – Недостатки однопартийной идеологии…

– Слушаем, – отвернулся Алалост.

Слушаем? Блин, ты, зараза, мне за этот доклад тогда пару влепил! Я тогда так и не понял – за что? Ведь все правильно говорил – плюрализм, демократия с человеческим лицом… Каким же я романтиком был… Комсомолец, ух ты, образца конца восьмидесятых… Ну, держитесь! И отложил в сторону исписанную тетрадку с тезисами.

– А у нее нет недостатков!

Останин недоуменно повернулся ко мне:

– Простите?

– Нет, говорю, у нее недостатков. Вот смотрите… Если у нас сейчас появятся партии – всяко-разные либерал-демократы, просто демократы, просто либералы, нацисты, анархисты – а они уже есть, кажется? Запамятовал… Так вот. Каждая из этих партий будет пытаться внести в социум именно свои идеи. И бороться с другими. И не всегда законными методами. И к чему же это приведет? Раскол народа. Раскол общества. И пока вся эта мелочь будет отвлекать нас, те, кто реально находится у власти – будут просто уничтожать Союз и нас с вами.

– Вы что же, против плюрализма мнений? – прищурившись, спросил Останин.

– Как ни печально, против. Потому как из-за этого плюрализма нам, извините, нечего жрать будет. Страна рассыплется, как карточный домик. Мы, будущие учителя, будем вынуждены бутылки на помойках собирать, чтобы выжить.

Аудитория замерла. А меня понесло:

– Нет, я не против плюрализма на уровне частном, житейском. Диссиденты были, есть и будут. Но плюрализм в отдельно взятой голове – это шизофрения. А плюрализм в отдельно взятой стране – это смерть. Вот посмотрите, те же пиндосы…

– Кто?? – удивился новому, для начала девяностых, словечку Останин.

– Ой… Американцы. Они утро начинают с поднятия флага. А уроки начинаются с пения национального гимна. А мы? Месяца не прошло, как флаг выбросили и от гимна отказались. И радуемся, как обезьяны гнилому банану. А гимн еще вернется. И флаг вернется. Только как бы поздно не оказалось. Представьте себе, что Украина вдруг захотела отдельно жить.

Кто-то из однокурсников засмеялся.

– А что смешного я говорю?

– Вообще-то референдум показал, что более семидесяти процентов населения СССР за сохранение Союза… – мягко перебил меня Останин.

– Ну и что? Спросят, что ли, нас, когда президенты республик будут в Беловежской Пуще страну убивать?

– Почему в Беловежской-то? – выкрикнул кто-то из студентов. Ганс, кажется.

– А черт его знает. Охота там хорошая, наверно. И что мы с вами сделать сможем? Плюрализм, говорите? Ну, ну…

– Значит, Леша, вы не согласны с академиком Сахаровым?

Останин назвал меня по имени? Вот тебе раз… Он по фамилиям-то не называл никогда и никого…

– А что академик? Враль и прохвост он. Академическое звание не гарантирует моральную чистоплотность.

Внезапно зазвенел звонок. А Останин сказал:

– Идите. Отлично. И зайдите в лаборантскую. Разговор есть.

– Не могу, Сан Саныч. – И что-то мелькнуло у меня в глазах такое, что он только кивнул плешивой головой, выводя пятерку в журнале.

А я, закусив губу, пошел за своей сумкой.

Удивленные однокурсники шептали что-то мне в спину, кто-то поздравлял с пятеркой. А я ничего не видел перед собой.

Бизнес, акции?

Идите в задницу со своими акциями. Я помню. Я видел.

Значит, все просто. Получаю сейчас стипуху. Еду в Москву. Стволов сейчас немеряно продается. Лишь бы лавэ хватило…

А на фиг мне покупать?

Я же помню! Едем до Волховстроя, там на электричке в сторону Чудово. Станция Лезно. Из одного блиндажа мы тогда – в девяносто седьмом, кажется – подняли ящик немецких карабинов. В маслице. В тряпочках. И патронов там кучи были! Приклад опилю. Ствол тоже. Я же смотрел «Брата»… А тут еще толком и охраны у Борьки нет. Герой суверенной, ух ты, демократии… По поликлиникам, самка собаки, ходил. Пиарщик гребаный… А мы этому всему верили… По митингам он еще скачет… Если меня сразу не шлепнут – дадут пятнадцать лет. Это максимум сейчас. Выйду в две тысячи шестом, соответственно. Вот там и посмотрим на роль личности в истории.

А может быть, и вышку дадут. Или в СИЗО прирежут. Да все может быть. Ну и хрен с ним. Зато брат жив останется. И Юрка Васькин. И много еще кого. Может быть…

И муж у Иринки не сопьется в конце девяностых, когда его акционерский бизнес по ветру пойдет пустыми бумажками ГКО. Может быть, она еще счастлива станет. Может быть.

– Извините! – я налетел на невысокую рыженькую девчонку, завернув за угол.

– Да ничего! – пожала она плечами и исчезла в толпе студентов.

Сделав несколько шагов, я вдруг оцепенел.

Мать твою же так!

А вот и…

Блин…

Как трудно думать…

Аж затрясло, блин…

Блин, блин, блин…

Словно через вату – нет, через стекловату, знаете, которая колется потом? – сделал шаг вперед.

Не, но глупо же!

Ну, шлепну я этого борова. И Кравчука шлепну, и Шухевича! Ой, нет… Шушкевича…

И будут в Беловежье договор подписывать Хасбулат-удалой, Назар-бай и Гейдар-оглы. Или Кучма, Собчак и…

Да ведь все – все!!! – хотят по углам разбежаться! Хап тут, хап там, хап тут, хап там…