Михаил Шевляков - Тринадцать лет или Сибирская пастораль

Видно было, что это не шутка, и пришлось все же отогнать сон. Машинально он покрутил шеей, пару раз зажмурил и широко открыл глаза.

– Ясно, отдохнуть ты мне не дашь… теперь бы узнать, по какой такой причине.

– Дмитрий Иванович, а вопрос простой: что мы здесь делаем?

– Как что? – он даже удивился – Идем, смотрим, думаем. Или ты задание не смотрел? Так оно то же, что и третьего дня.

– Задание я смотрел, – Володя отмахнулся. В этот момент машину тряхнуло и он, не глядя, ухватился левой рукой за столик. – Я не об этом. Что мы здесь, на юге, делаем? Ведь и ребенку понятно, что самое нам место сейчас на Урале, против немцев, а не здесь, против японцев!

– Ребенку? Ребенку – это верно… Только вот такая штука – два года назад ведь не все за речкой работали. Тогда как раз на Урале меня так же спрашивали – что мы здесь делаем, когда там уже, наверное, Владивосток бомбят?

– Ну так и что?

– А все то же… Идем, смотрим, думаем…

Улыбка совсем пропала с Володиного лица, видно было, что он даже обиделся на такое увиливание от ответа. А что поделать? И в штабе не все понимали, что именно сейчас нужно ходить и слушать именно здесь.

– Ладно, Дмитрий Иванович, я понимаю – даже вы и даже мне не имеете права. Но вот если мы идем на максимальном радиусе и даже краем-краем море видим – мы что, не могли с тем же успехом от Читы ходить? Или даже от Владика?

– А вот это совсем просто. Вот ты, когда к девушке со строгой мамой идешь – ты что, в двери постучишься? Нет, ты через забор полезешь. А то ведь будущая теща и вальком встретить может.

Володя снова заулыбался, почесал шею – видно, представив, а то и вспомнив – но потом улыбка вновь пропала.

– Эх, Дмитрий Иванович, у нас такая теща, что и в начале улицы встретить может. – и совсем уж грустно добавил: – Вчера в столовой кто-то сказал, что вы нефартовый. Два раза ходили – и два раза возвращались с копотью.

– Возвращались, Володя, возвращались. А что с копотью – так это побочное явление, как врачи говорят… Ладно, раз уж ты меня разбудил, займусь я аппаратурой. Работать уже скоро.

Володя хотел что-то еще сказать, но, видно, передумал и пошел на свое место. Райтовские моторы мерно гудели, навевая спокойствие и уверенность, но заплаты в борту то и дело попадались на глаза…

За окном уже начинало понемногу смеркаться, когда в двери квартиры несколько раз позвонили, а потом настойчиво забарабанили. Сидевший за кухонным столом папа недовольно выглянул из-за газеты, а мама громко крикнула из комнаты «Ну, кто-нибудь откроет дверь или нет?» – и ясно было, что придется Ксеничке закрыть-таки книжку и идти открывать.

За дверью, к огромному Ксеничкиному удивлению, стояла Наташка. Вид у нее был совершенно запыхавшийся, наверное, она бежала бегом – и по улице, и по лестнице.

– Ксенька, твои родители дома? – спросила она срывающимся громким заговорщическим шепотом.

– Д-дома… – Ксеничка даже опешила. – А что?

– Тут такое дело… – начала чуть отдышавшаяся Наташка, но ее перебил громкий вопрос Ксеничкиной мамы: «Ксения, кто там пришел?» – и Наташка застыла с открытым ртом на полуслове. Ксеничка быстро сказала: «Это ко мне, ко мне, я во двор выйду!» – и, поспешно прикрыв за собой дверь квартиры, зашептала, сгорая от любопытства, так же заговорщически:

– Что случилось? Рассказывай давай!

– Сейчас, погоди только, – Наташка взялась рукой за левый бок, – я так бежала, думала сердце выскочит, ф-фу-у-ух…

– Да ладно, не тяни… рассказывай!..

– Ф-фу-у-ух… Слушай, Ксенька… у Джека день рождения послезавтра.

– Да? И что? Я это когда еще знала…

– Я тоже знала… А вот другое ты точно не знаешь! – голос у Наташки стал восторженно-торжествующий, как всегда, когда она первая узнавала какой-то особый секрет.

– Что, что? Ну, рассказывай скорей!

– Ф-фу-х… – она снова выдохнула, но уже не устало, а просто притворяясь в своей усталости и запыханности. – А ты не перебивай. Вот, слушай, он на дачу едет, и Татка сказала, что он туда приглашает отмечать день рожденья с ночевкой и вечеринку там устроить.

– Как с ночевкой?

– Как-как… обыкновенно. Ты слушай: папа его, ну Джека, и мама, они отправляют туда шофера с работы Джекова папы, чтобы вещи привезти, и домработницу – чтобы там прибрать. – Они ж на той даче не были никогда, им ее только недавно выделили, а сами только на второй день приедут…

– Ну и? Не тяни! – любопытство просто распирало Ксеничку, ей казалось, что еще немного, и она просто лопнет.

– А я и не тяну!.. Джек тоже едет, и еще два его друга какие-то, я их не знаю, а из наших – Татка и я.

– Ну так а я что? Меня ж не отпустят…

– Да ты что – не отпустят? Ксенька, ты пойми, меня ж мама тоже тогда не пустит! Я ж ей сказала, что ты уже едешь, а то она меня отпускать не хотела!

– Ну ты даешь! И что же теперь делать?

– Как что? Надо маму твою уговаривать!

– Да… да, наверное, не получится… – восторг и любопытство в голосе Ксенички совсем сменились разочарованием. – Мою маму уговорить – это, знаешь…

– Ксенька, ну давай попробуем! Ну ведь очень хочется!

– Я не знаю…

– Ксенька! – Наташкин взгляд стал совсем уж умоляющим, и она хотела еще что-то добавить, но тут дверь квартиры открылась, и на площадку выглянула Ксеничкина мама. – Ксения, что это ты тут на лестнице стоишь… Здравствуй, Наташа, что это тебя Ксеничка в дом не пускает?

– Ой, здрасьте, здрасьте! – быстро затараторила Наташка – А это у вас халат красивый такой… ой, и идет вам так… А я у вас хотела одну штуку спросить, за Ксеню…

– Так заходите в дом, а то что же, так на лестнице и разговаривать будем?

Уговаривать Ксеничкину маму пришлось очень, очень долго. Поначалу она и слышать не хотела ни о каких поездках на дачу, тем более с ночевкой, и заговорщицам показалось даже, что все пропало, и остается только последнее средство – расплакаться, да и тогда их вряд ли отпустили бы. Но помощь пришла оттуда, откуда совсем не ждали. Ксеничкин папа, уставший ждать ужина, пришел к ним в комнату и, после того как ему, уже со слезами в голосе, рассказали о расчудесном дне рождения, и как всем можно, а одной только Ксеничке нельзя, и какие это хорошие люди – Джековы родители, и что там и домработница, и не пешком идти, а на грузовике отвезут, и привезут потом обратно тоже, и вообще бояться, хоть и за городом, нечего – потому что с ними не виданный еще девчонками, но «очень, очень сильный шофер» – после всего этого сбивчивого рассказа Ксеничкин папа погладил свой полный затылок и, не спеша сложив свою газету, сказал:

– А что же? Я думаю – пусть поедут… Мама, широко раскрыв глаза, сказала:

– Да ты что? Да ведь…

– Пойдите-ка, чай, что ли организуйте, а то я вижу, что ужина мне не видать. – сказал папа Ксеничке с Наташей и плотно прикрыл дверь в комнату.