Александр Самохвалов - Бонус

Помню, был у нас, в школе когда ещё, историк. Не так чтобы очень молодой, но инфантильно юный сердцем. Демократ. По его выходило, кадровая армия в Отечественную вообще номер отбывала. Сплошь трусы, пьяницы, безграмотные сапоги, паникёры. Но это только те, кто не вовсе предатели. А войну – по его просвещённому мнению – выиграли такие вот учителя-историки – при этом гордо выпячивал цыплячью грудь – призванные из запаса. Полагаю, по молодости отбыл два года партизаном, и кадровые слегка почморили мальчика. Дав ощутить собственную неполноценность и непригодность к чему бы то ни было. И нанеся тем самым смертельную обиду так никогда и не сформировавшейся психике. Действительно, он и как преподаватель мало чего стоил. Стоило подвести к любимой теме, забывал обо всём и начинал изгаляться глухарём на току. Минут на двадцать, как правило, не меньше. Одно и то же. Этим пользовались совершенно беззастенчиво и бессовестно. У нас это называлось – "завести грамофон". В конце концов его Лизка Феклистова захомутала, прости господи из параллельного класса. Наши девочки сплетничали, на спор, мол. Ей тогда шестнадцати ещё не было, беременность… Может быть даже и от будущего муженька. Чем чёрт не шутит, когда бог спит…

На самом деле кадровая армия абсолютно необходима, это разве что идиоту непонятно. В период между войнами, как фактор сдерживания, в начале войны, чтоб дать время на развёртывание, ну, и потом, призванных из запаса кому обучать? Выжившим кадровым. Да и на верхних постах. Начиная с полка. Далеко не так просто распоряжаться и, тем более, командовать, как может показаться некоторым записным историкам. Глупо только требовать, чтобы эти самые кадровые без малого святыми были. При далеко не святом-то народе. Особенно в верхах. Рыба гниёт с головы, и это действительно так. Если б ешё не очень задолго до тех событий военным и ментам зарплату не подняли, вообще хана была бы, for shure. А так – ничего. Не хуже других, как минимум.

— Костик, — это Катилюс, всё молчал-молчал, а тут вруг очнулся, — ты случайно не знаешь, кто такой Гейдрих?

— Откуда, — вообще-то фамилия знакомая, что-то по этому поводу, как раз с этими вот временами связанное, у меня в голове крутится, но как-то невнятно. [171]Костик же и вовсе в полном недоумении.

— А надо бы знать, — тон слегка издевательский, но с каким-то таким… уважением, что ли, — персонально некоему Костику, имеющему обыкновение лётать на "чайке". За номером "скорой помощи". Поскольку этот самый Гейдрих, похоже, хорошенькую свинюку подложил. Именно тебе, полагаю.

— ?!?

— А разве не ты над Жабчицами патрулировал, не далее как вчера утром, часов в девять или около того. На том же "ястребке", под третьим номером?

— Ну я.

— Вот, значит, ты этого самого Гейдриха и завалил. Больше некому. А он – любимец фюрера. Был. Значит, теперь ты, получается, наоборот, не любимец Гитлера, а его личный враг. [172]Языки доложили. Да, и вот ещё. Я тогда номер как следует не рассмотрел, не до того было… Вчера же, но чуть позже, на железнодорожных путях не доезжая Бреста, тоже ты отметился?

— Тоже.

— Мнда… Наш пострел везде поспел. Тем паче. Кстати, здорово помог, хотя двое моих там легли, к путям слишком близко… подползли. Каюсь, и моя вина. Захотелось узнать, что там немцы такое… экзотическое… затеяли. Очень мощный взрыв был. Но немцам всё же больше досталось. Думал, такой бардак и паника только у нас бывают. Видал, целую пару генералов подобрал. Бесхозных. Один из штаба второй танковой группы, а второй аж из самого Берлина. Из Цоссена, [173]если точнее. До кучи ещё адъютант с полным портфелем документов.

— А на другой берег и до Кобрина – как? — не смог сдержаться, профессиональный интерес, ну, пошлёт – и ладно. Но Катилюсу, похоже, надо было выговориться. Железный, конечно. Но не вовсе.

— Позавчера эсэсманов встретили, дивизия "Дас Райх", мы как раз к границе пробирались, а они там, в деревне, развлекаться изволили. Отдыхали… по-своему, значит. Как именно – тебе лучше не знать. Бойцов удержать невозможно было, да и не хотелось, если честно. Формой вот разжились, ночью через реку вплавь перебрались. Утром только засаду устроили – и вдруг ты. Обратно, с генералами, в открытую шли – на машинах и даже с эскортом мотоциклистов. Эсэсовцев и полевая жандармерия побаивается. У нас есть один… командира изображал достойно, немецкого, в смысле. Ну, ты видел. Гельмут. Рот Фронт. [174]Но через мост всё равно с боем пришлось пробиваться. Немцы есть немцы. Осталось, вон, видишь – шестеро! Из пятнадцати… До нашего аэродрома на машинах ещё, разжились там кое-чем… из довоенных ещё запасов… моих, до Кобрина пёхом – благо, места знакомые, туда самолёт и вызвали. Ночью вылететь не успели, шасси ремонтировали, а дальше ты знаешь. Нам бы теперь машину. Хотя бы полуторку. А лучше ЗИС.

— Вам теперь точно капитана дадут, — сподхалимничал, от души – так почему бы и нет, но response какой-то ненормальный прошёл. Губы сжались в ниточку, в глазах что-то странное мелькнуло… не знал бы данного типуса, сказал бы – злоба и некая растерянность, с тоской и страхом пополам. Ну да ладно. Чужая душа…

Долго ждать не пришлось. Послышался шум двигателя, и из-за поворота нарисовался грузовичок. Я в них не разбираюсь, тогдашних, то есть, но явно покрупнее полуторки. Катилюс приказал сержанту приготовиться перекрывать дорогу, метрах в двадцати от нас, а сам двинулся тормозить транспортное средство. Мудр. Этот шустрик нипочём не остановился бы. Увидев нас, лишь газу прибавил, но как бойцы на дорогу высыпали, с винтарями – тормознул, куда денется. Катилюс к двери. Пассажира. Там дяденька, вальяжный такой весь из себя, в шляпе и при портфеле. Начал сразу кричать, слюнями брызгать, какими-то корочками махать, документы, мол, райкомовские, особо секретные, эвакуация, второй секретарь, да шо вы себе позволяете… Видя такое дело, я принялся было по сторонам озираться, ибо кто-то всегда должен бдить, а когда повернулся, Катилюс уже экономно, возвратным ходом руки, палец указательный покойнику о пиджак вытирал. Тут же и запахло. Соответственно. Этим же слитным движением вышвырнул из кабины ещё конвульсирующую тушку с пробитой глазницей – и все дела. Да… Это вам не паркетные "восточные единоборства", с принятием экзотических поз, раскланиваниями и получасовыми медитациями.

— Времени нету, — пояснил. Для меня.

У водилы, разумеется, шары по банкам. Сидит, не шелохнётся. Бойцы подбежали, брезент с кузова сняли. Чего там только не было. Барахла. Даже фикус в кадке. Всё в кювет, и, со мною и бойцами в кузове, на аэродром. По дороге выяснилось, что у них на всех всего-то пять патронов было. Лепота…

На аэродроме работа кипела. Цырики спешно засыпали воронки на ВПП, прочий же пипл вовсю шастал по самолётному кладбищу. Мы подъехали к Жидову, что степенно беседовал с сурьёзным эдаким мужчиной. Морда лица, как тут называют, "идеологическая" – ну, высокий лоб с залысинами, медальный профиль и всё такое. Род деятельности, однако, выдаёт взгляд. Живой и острый. Командир корабля, как я понял. В неслабо так утеплённой форме. Там у них, на ТБ, реально, пар костей не ломит. Холодрыга и сквознячищи, читал, дичайшие. Без знаков различия. Но званием не лейтенант, определённо.