Вадим Хлыстов - Заговор красных генералов

Едва за помощником закрылась дверь, как здание бывшего Страхового Общества «Россия» ощутимо тряхнуло. С потолка посыпалась известка, а стекла в окнах жалобно зазвенели. Председатель ОГПУ подбежал к окну и выглянул. Напротив свирепо и радостно горело здание Лубянского пассажа. Раздался второй взрыв, и одна из стен дома начала плавно валиться. Вячеслав Рудольфович прикрыл глаза. Он сразу понял, что произошло. Этим взрывом, прямо напротив здания ОГПУ СССР, неизвестные террористы бросили открытый вызов всей его службе. Насмешливо бросили. Как будто презрительно плюнули на ботинок и нагло уставились в лицо. У Менжинского от ярости сжались кулаки. Внезапно за его спиной раздался тихий голос Артузова, который был почти не слышен:

— Я опоздал…

Почему-то так же тихо Менжинский спросил:

— Куда опоздал, Артур?

— Со своим сообщением, Слава. То, что ты сейчас видишь, это начало охоты. Охоты Сталина на нас с тобой…

«Я устал как собака. Нет, я устал как верблюд, который, как проклятый, тащился добрую сотню километров через пустыню, везя на своем горбу злого погонщика. Теперь этот верблюд, то есть я, хочет, чтобы ему дали пожевать хотя бы сухой колючки, позволили напиться из грязной лужи, и чтобы погонщик, этот славный и доблестный погонщик, товарищ лейтенант Фарада, куда-нибудь испарился». Так жалобно ныла маленькая частица сознания, пока Горе лежал ногами кверху, как это положено по наставлению при дальних переходах, в какой-то грязной, вонючей, заброшенной избушке лесника. Впрочем, стоны этой частицы никому не были интересны, и в первую очередь самому Горю. Он был старшим в этой террор-группе и поэтому для своих подчиненных сейчас являлся сгустком целеустремленности и воли. Фарада, координатор нескольких таких групп, на которого жаловалась эта крупица сознания, присутствовал рядом только виртуально, в текстах приказов и инструкций на тактическом ноуте. Но от этого не становилось легче. Приказывать лейтенант умел.

Пятерка Горя выходила после очередной «акции» на место встречи, где их должен был подобрать Егоров. Место должно было быть обязательно безлюдным, чтобы в момент открытия «двери» никого из посторонних рядом не оказалось. Таким образом, Егоров забирал несколько групп, которые шли отдыхать, а сам через «дверь» в других пунктах страны выбрасывал новые пятерки.

Горе, отбрасывая лишние мысли, вздохнул и одним смазанным движением оказался стоящим на ногах. Двое суток назад их попытались задержать на окраине Киева. Даже не на окраине, а в подлеске возле города, в котором они переодевались в «хамелеоны» после выполнения задания. На них совершенно случайно вышла мобильная группа ОДОН. И это было очень плохо. Горе, как командир, не до конца отработал все действия по скрытности и мог винить в происшедшем только себя. И хотя перед «акцией» Фарада их предупредил, что такие группы обязательно должны были появиться после первых терактов, прокатившихся по стране, от этого положение не улучшилось. Пришлось срочно уходить. Они едва успели на всю одежду, продукты и документы, сложенные отдельной кучей, бросить две емкости с какой-то химической гадостью, превратившей все в мелкую труху за считанные секунды. При них остались их «хамелеоны», которые пришлось активировать уже на ходу, личное оружие и патроны. В соответствии с пунктом приказа, предусматривающим такую крайнюю ситуацию, Горе изменил маршрут движения и скорость перемещения, делая крюк больше ста километров для выхода к месту эвакуации. Впрочем, ушли от «местных» они быстро. После тех марш-бросков с полной выкладкой по пересеченной местности, которые им устраивал Фарада под Брянском, с нападениями, с окапыванием, этот двухдневный бег не представлял ничего особенного. Правда, с собачками, приписанными к мобильной группе ОДОН, пришлось повозиться. Они упорно шли по следу и оказались настырнее людей, давно и безнадежно отставших. Четыре крупных кобеля серо-черной масти, натасканные на задержание, через пять километров после начала преследования вышли на Молчуна и Говоруна, оставленных в прикрытии. Спустя полчаса заградгруппа их догнала, и на молчаливый вопрос командира: «Все в порядке?» Молчун сделал жест правой рукой: — «Нормально». А вот левую он держал на перевязи. И выглядел арьергард довольно потрепанным. Но это были мелочи. Дежурные неприятности, на которые при их работе никто не обращает внимания.

При движении отдыхали урывками, ели то, что успевали сорвать с осенних ягодных кустов. Костер не разводили и не охотились, боясь оставить любые следы. Время поджимало. По большой дуге они приближались к точке встречи, до которой оставалось еще двадцать километров.

Посмотрев на часы, Горе скомандовал:

— Тронулись.

Пробежав два километра по шагомеру, командир пятерки приказал перейти на шаг и идти километр для отдыха. Потом опять два бегом и один шагом. Так они экономили силы и время, оставаясь практически постоянно в движении. Монотонность хода настраивала на воспоминания.

Три недели назад их всех внезапно переправили на полигон, отозвав с центральной базы и из казарм, в которых они располагались рядом с ротой ОСНАЗ. Приказав прибывшим отдыхать и делая вид, что не замечает их вопросительных взглядов, командир взвода оставил озадаченных курсантов гадать о происходящем. На утро они, приученные к тому, что подъем на полигоне обычно начинается с влетающей в палатку дымовой шашки или ослабленной шок-гранаты, заслышав натренированными ушами знакомые шаги и ожидая очередной каверзы, встретили лейтенанта с автоматами на изготовку. Но вошедший в палатку Фарада, одетый в невиданную доселе курсантами темно-голубую форму с золотистыми погонами, просто и как-то очень по-домашнему тихо сказал:

— Через час, после завтрака, в полном боевом на общее построение. Горе — старший.

И усмехнувшись вышел. Не привыкшие к такому обращению курсанты напряглись. Спокойный голос лейтенанта мог означать только какую-то особо изощренную пакость, на которые он был мастак.

В назначенное время они, бросая короткие, настороженные взгляды по сторонам и готовые, немедленно включив «хамелеоны», ринуться выполнять очередной, требующий запредельных усилий приказ, стояли в общем построении. Но к всеобщему изумлению такого приказа не последовало. На плацу их терпеливо ожидали Егоров со стоявшей как всегда за спиной Ноей, Нога и инструкторы. Подполковник и командиры взводов были одеты в такую же странную форму, какую курсанты сегодня увидели на Фараде, но почему-то без головных уборов. За ними стояли длинные столы, на которых лежали небольшие кожаные чемоданчики и, непонятно к чему, темно-фиолетовые береты. Происходило нечто необычное. Ногинский переглянулся с Егоровым, вышел вперед и скомандовал: