Александр Прозоров - Удар змеи

– Карасубазар… - Андрей прикусил губу, потом вскинул подбородок: - Как мыслишь, найти мурзу этого там трудно будет?

– Скажи, пленника выкупить желаешь - враз покажут. Даже крымчаки, и те порусски заговорят. У них тут это ремесло почетное - полон на серебро менять. Препятствий не чинят. Наоборот, скорее, проводить могут. Глядишь, и им за помощь чего перепадет… Токмо татарин этот наверняка кочует там где-то. Они, вишь, которые оседлые да городские, в походы редко ходят, больше откупаются перед казной. Ханской казной… Совсем не пьешь, княже. Никак, не угодил?

– Нравится, боярин, нравится… - Андрей допил, подставил кубок под тонкое горло кувшина. - Думы вот только разные заботят. Поручений много.

Он отпил немного вина, снова взглянул в свиток. Присвистнул, отставил вино и просмотрел внимательней:

– Что же это такое, боярин. Ты откуда деньжищи такие взял? Это ведь выкуп тут проставлен, верно?

– А что такого, княже? - забеспокоился боярин. - Я с ханом торговался долго. Почитай, вдвое скостил.

– Вот, боярин Ушаков указан. Выкуп триста пятьдесят рублей! Разве же так можно?! Больше ста пятидесяти соглашаться никак нельзя. Отрок Нефедов - двести! Это же не всякий боярин таких денег стоит. Новик, новик, новик… Как они попались одной компанией? За зайцами без сабель решили поохотиться? Не стоят они двухсот рублей. А эти и вовсе от сохи: стрелец московский, стрелец тверской… А за них, как за родовитого князя, денег получить хотят!

– Тебе-то чего, Андрей Васильевич? - пожал плечами Василий Грязный. - Казна же платит, не тебе выкупать.

Этим рыжебородый боярин в татарском халате выдал про себя все! Попав из захудалой деревеньки в избранную тысячу, Васька оказался среди самых близких к государю ратников. Обогатился, обзавелся знакомыми, возгордился. Он не понимал, что вознесся не благодаря своим способностям, а лишь потому, что в избранных сотнях государь хотел раз и навсегда избавиться от обычая местничества, уж много раз губившего армию в кровавых сечах. Он упивался своим новым положением и, может статься, угодив в плен, сам же и похвастался, сколь ценная личность попала татарам в лапы. Однако при всем том он как был глухой, неотесанной деревенщиной, так им и остался. Для него Москва, царь, казна являлись чем-то сказочным, неописуемым и эфемерным, оторванным от земли и парящим под небесами лишь чутьчуть ниже подошв Всевышнего. Он не понимал, что казна не бесконечна. И что каждый лишний рубль, отданный татарам в Крым, уже не станет тем фунтом пороха, который потребуется русской рати в смертном бою - зато станет той стрелой, что пробьет грудь его друга, его брата или отца. Что московское серебро и золото - это стрелецкие полки, пушки, это стены и крепостные башни. Отдавать все это врагу - преступление. Но коли уж приходится - отдать нужно как можно меньше.

Для Васьки Грязного же казна оставалась бездонным сундуком, из которого деньги можно доставать сколько хочешь и разбрасывать без счета. Столько лет при ханском дворе в доверии просидел - а ничего ни для государя, ни для Руси сделать, выведать, выторговать не смог. Зато халатом и отрезом на новые портки - разжился.

Зверев промотал свиток, заметил означенную боярином цену. Свою персону Грязный оценил аж в пятнадцать тысяч полновесных рублей. Насколько князь Сакульский слышал, именно такое тягло вносил в казну весь Новгород целиком. Один опричник получался равным налогам с целого города.

Это был тот редкий случай, когда Новгород понравился Андрею значительно больше, чем его нынешний собеседник.

– Хан ничего менять не станет, - забеспокоился боярин, явно прочитав что-то у Зверева во взгляде. - Там уж и подпись, и печать. Учтено все в разрядных книгах до копеечки.

– Что учтено, коли ничего татары по этой росписи не получили? - грозно поинтересовался князь. - И не получат за жадность свою безмерную!

– Хан, это… - Васька Грязный сверху потыкал указательным пальцем в свиток. - Там доля султанская определена. Большая. Четверть. Коли выкуп снизить, то и казна Сулеймана Великолепного серебра не получит. А он правитель суровый. Может и на кол посадить слугу нерадивого. За минувшие двадцать лет тут в Крыму аж пятеро ханов сменилось. Чуть султану не по нраву что - сразу р-раз, и другого присылает. Прежний же это… В немилость.

– Мне-то что? - пожал плечами Зверев. - Пусть хоть на кол Девлет-Гирея посадит, мне не жалко. Я даже помочь согласен. Коли крымским ханом меньше - так на Руси спокойнее.

Это предложение заставило боярина задуматься. Похоже, он не ожидал, что его покровитель может оказаться кому-то не по нраву. Но гость все равно мотнул головой:

– Не изменит ничего Гирей-хан в уговоре, не поступится. Подпись и печать есть, значит все.

– Передай, я хочу с ним поговорить.

– Он не станет! - твердо заявил боярин.

Теперь настала очередь задуматься Андрею. Он чувствовал, что боярин лжет, что при личном торге с ханом выбить дополнительную скидку наверняка получится. Но при всем том сделать ничего не мог. Иного выхода на здешнего правителя, кроме как через Грязного, у него не было, а тот организовывать встречу категорически не желал. Видать, успел преизрядно нахвастать своими возможностями и теперь стыдился продемонстрировать собственную никчемность. Кто его всерьез воспримет, коли им обговоренную и подписанную ханом грамоту русский посланник сразу рвет и нового уговора требует? Нет, Грязный его к хану не пустит. И что тогда?..

– Где, говоришь, наместник султана в Крыму сидит?

– Возле Балаклавы, в Кучук-Мускомском исаре, - напомнил боярин.

– Раз хан ничего изменить не может, придется ехать к наместнику.

– Верно-верно! - встрепенулся гость. - У него еще и списки из Гезлева быть должны. Из иных городов, мыслю, этим годом никто за Крым не ходил, откупаются. А Гезлев хоть и у моря, а степь округ. Оттуда ходят. Барас-Ахмет-паша поправить хана в силах. Обязательно поправит. Он ведь именем султана здесь правит. А хан Девлет-Гирей - от себя, согласно дозволения Сулеймана Великолепного.

– Я вижу, ты уважаешь османского султана, боярин? - поинтересовался Зверев.

– Я… - Грязный заметно смутился. - Здесь его все так называют, попробуй хоть букву недоговорить… Давай еще вина подолью, княже? Не грусти о думах своих. Молодой, знатный. Все исполнится!

Однако товарищеский дух из их беседы безнадежно выветрился. Не вдаваясь больше в долгие разговоры, они допили вино, и гость, вежливо распрощавшись, ушел. Причем явно без желания вернуться.

Андрей поднялся наверх, окликнул хозяина постоялого двора:

– Богдан, пообедать мне горячего чего сделай. Можно плов или хаш. И кофе. Кофе есть у тебя?

– Да, господин, - поклонился тот.

– Вот и хорошо. Кстати, холопы мои где, не знаешь?