Александр Прозоров - Удар змеи

– Прости, господин, не ведаю. Как до рассвета вышли, так не возвращались больше.

– Значит, голодными останутся. Как готово будет, приноси.

– Дык, княже, долго плов готовить-то. Может, пока суслика на вертеле запечь?

– Не нужно суслика, - отмахнулся Зверев. - Подожду. А вот кофе свари.

Выпив две чашки, Андрей поскучал у окна, обдумывая новые планы и ожидая обещанного плова. За минувшие сутки погода разительно переменилась. Небо заволокло низкими мрачными тучами, дышащими влагой, в окно дул довольно сильный ветер, несущий запах совсем недалекого моря. Однако ветер был теплый, а то и дело начинающий моросить дождь покрывал снежный наст глубокими оспинами, а местами размывал до самой травы.

– Оттепель… - Князь начал загибать пальцы, пытаясь вычислить сегодняшнюю дату, но вспомнить все дни долгого путешествия не мог, а потому во всех трех попытках результат получился разный. И тем не менее Зверев понял, что в Крыму начинается весна. - Еще немного, и сани станут обузой. По камням и земле много не накатаешь.

Наконец с лестницы послышался шум. Зверев различил осторожные шаги, развернулся:

– Уже готово?

Но в комнату крался не Богдан с большим казаном плова, а Никита, прячущий чтото за спиной. Следом, прикусив губу, пытался пробраться Мефодий.

– Вы чего, мужики, кузнечиков ловите?

– Прости, княже, - остановился Никита. - Тревожить не хотели.

– Угу, я понял, - кивнул Зверев. - Чего за спиной?

– Пояс мой, - показал ремень холоп. - Вот косарь, вот сумка, вот нож.

Столь подробное перечисление тут же указало Андрею, что именно вызывает наибольшее подозрение.

– Вот и славно. Давай надень. Нечего расхристанным ходить.

– Сию минуту, княже… - Никита переглянулся с Мефодием, тот стал бочком, бочком пробираться к вещам.

– Ну, вы чисто дети, - покачал головой князь. - Давай показывай, что там у тебя с поясом?

– Да пряжку я потерял, Андрей Васильевич, - наконец признался холоп. - У Мефодия старая есть, пока поменяю. Опосля новую куплю. Сам куплю, княже, не беспокойся.

– Сам? - переспросил Зверев.

– Сам, - подтвердил Никита.

– Давай выкладывай, что вы там натворили?

– Ничего, княже. Вот те крест, ничего!

– Чтобы ты, потеряв пряжку, не у меня просить начал, а сам вызвался купить? Тут, Никита, дело нечисто. Рассказывай, не томи. Все едино правда наружу вылезет.

Холопы закашлялись, переглянулись.

– Тут Полель… - начал было Мефодий, потом махнул рукой и позвал: - Полель, иди сюда!

Со стороны лестницы послышался шорох, в комнату спустился холоп. Он был опоясан, опрятен, трезв, но все время прятал глаза.

– Все, все заходите! - потребовал Зверев. - Прямо как к стоматологу в очереди сидите. Заходите, лечить стану разом всех.

Вслед за Полелем вошли Боян и Боголюб. И вместе с ними - девушка, которая пыталась стыдливо прикрыть лохмотья. У нее была броская фигура: высокая грудь, чистые покатые плечи, гладкие, хоть и пыльные, руки и - покрытое струпьями лицо, жестоко обезображенное шрамами. Целыми остались только глаза и подбородок.

– Боже, как это? - не удержался от возгласа Андрей.

– У хозяина ее старшая жена приревновала, - пояснил Полель. - Испугалась, что больно красивая, мужу понравится. Взяла и лицо кипятком полила. Связала, монеты на глаза положила, чтобы не спеклись, и полила. Без глаз какая работница?

– Вот… - скрипнул зубами князь. - Постой, а с вами она почему? Украли?

– Выкупили, Андрей Васильевич, - ответил за всех Никита. - Прости, не стерпели. Серебро у нас было, ты сам и наградил. У причастия с Прибавой познакомились. Вон он, Полель разговорился. Пожалели. Не смогли назад к извергам отпустить.

– Пряжка-то где?

– Татарину понравилась. Она же у меня сдвоенная была, серебро с позолотой. Сокол с крыльями. Сторговались на серебре и пряжке в придачу.

– Грамоту какую татарин за ней дал? Что не в бегах?

– Как же, княже, все честь по чести! - Полель зашарил на груди, извлек совсем куцый кусочек хрустящего пергамента. - Дозволишь оставить ее, княже? Пропадет же, Андрей Васильевич!

Зверев вздохнул. Пути у них впереди лежали еще долгие, лишняя обуза была ни к чему. Он подступил ближе, всмотрелся в лицо невольницы:

– А ты, никак, немая?

– Нет, боярин, - шепнула девушка.

– Князь, - поправил ее Андрей. - Полель, рубаху возьми чистую, порты. Веди ее в баню, совсем ведь волосы посерели. У Богдана уксуса возьми. Перед мытьем лицо с молитвою протрете и после.

– Слушаю, княже!!! - радостно крикнул паренек.

– Грешно женщине в портах… - еле слышно воспротивилась Прибава.

– Без штанов еще грешнее, - хмыкнул Зверев. - Потом этот ухарь паранджу купит, дабы посторонние не пялились.

– Нельзя в парандже, - опять шепотом предупредила невольница. - Подумают, магометянка в прислужении у христиан. Побьют, закон такой.

– На тебя не угодить, - покачал головой Андрей. - Ну, коли так, и ходить станешь так. Никита, вещи собирай, хозяина двора предупреди, что съедем на рассвете, пусть лошадей и сани приведет. Пора.

– Эк ты стремителен, Андрей Васильевич. Не успел приехать, уже дальше торопишься.

– Иначе, Никита, нельзя. Служба государева на нас.

Стыдно признать, но в этот раз князь Сакульский покривил душой. Небольшой обоз из трех саней пополз не к Балаклаве, возле которой прятался в крепости султанский наместник Барас-Ахмет-паша, а в прямо противоположную сторону, к Карасубазару, возле которого томился в неволе боярин Василий Лисьин, попавший в лапы к какому-то Янша-мурзе из рода беев Ширинских.

Двигались путники не спеша. Лошади за два дня толком отдохнуть не успели, а потому гнать их, как свежих, было неблагоразумно. Впрочем, это пошло только на пользу - Андрей немного задержался и поутру купил Прибаве недорогое опрятное платье татарского покроя и шитую шапочку с полупрозрачной газовой вуалью. Во избежание подозрений к наряду добавили крохотную иконку-троеручницу на шелковом шнурочке. Невольница сказала, что подобные носят многие русские женщины, ищущие своих угнанных в рабство родичей. И после этого, двигаясь быстрым шагом, уже после полудня нагнали сани.

На дневку путники останавливаться не стали. Выйдя под сумерки к Ак-Мечети, они обогнули город с юга и заночевали на берегу Малого Салгира. Разводить огонь князь не разрешил - не хотел привлекать внимания. А ну, кто коней татарских узнает?

Хотя, конечно, при том, какие табуны у каждого здешнего рода имеются - упомнить, кто из друзей-соседей на чем на охоту умчался, вряд ли возможно. Ведь у каждого крымчака минимум три скакуна постоянно под седлом. В смысле - без заводных они дальше, чем на один переход, не поедут. Но, как говорится, береженого Бог бережет.

Поэтому и снялись с лагеря они до рассвета, наскоро перекусив лепешками и холодной бараниной. Зверев издалека бросил прощальный взгляд на ставку калгисултана: несколько больших и малых мечетей, выпроставших над собой пики минаретов, десяток двухэтажных домов и многие сотни низеньких строений, теряющихся под белыми кронами деревьев, что росли по несколько в каждом дворике. Город больше походил на разгороженный заборами сад, нежели военный лагерь.