Александр Прозоров - Удар змеи

– Вот как?! - Татарин захохотал. - Я мыслил, ты намерен выкупить только отца.

– Если я не выкуплю батюшку, его выкупит казна. Если я не выкуплю рабов, за них не заплатит никто. Отец считает тебя своим другом и желает, чтобы тебе досталось куда больше серебра, чем прочим крымчакам. Коли мне все равно надлежит расставаться с деньгами, отчего не отдать их тому, кто умеет достойно привечать гостей, а не жадному купцу с торга в Кафе?

– Ты сказал, «выкупит казна»? - насторожился мурза. - Ты оставляешь отца и забираешь безродных смердов?

– Я взял серебро токмо для спасения отца, Янша-мурза. Мы подумали, тебе понравится получить деньги два раза, а не один. Но если ты против… - развел руками Андрей.

– Нет-нет, ты и вправду одолел меня в этом споре! - опять развеселился татарин. - Кости сказали правду. Ты одержал верх, и костяшка гостя укатилась в сторону. Но это оказался не твой знак, боярин, а знак рабов! Дай я вспомню… Тех, кто с Руси, у меня… пятнадцать!

– Трое из них умерли от тягот, Янша-мурза, - покачал головой Василий Ярославович. - И ты забыл про невольниц.

– Верно, - согласился крымчак. - Баб еще семь. Стало быть, девятнадцать. Девятнадцать на пятьдесят означает… С тебя девятьсот пятьдесят рублей, боярин Андрей!

– Пятьдесят за полудохлого раба?! - вскинул брови Зверев. - Столько платят за стрельца! За воина, сильного и обученного! Твои же невольники столь слабы, что сами умирают каждый день, хотя их никто не трогает. Никто из них не стоит даже пяти рублей!

– Что тебе за дело до их слабости? Ты ведь желаешь спасти их души, а не тела!

– Если за те же деньги можно спасти вдесятеро больше душ - зачем идти на лишние траты? Я должен всего лишь исполнить епитимью, а не разориться! Если попавшие к тебе души столь дороги, я могу поискать их в другом месте.

– Ты нигде не найдешь рабов по пять рублей, боярин! Даже больных и жалких. Но ради дружбы со столь храбрым воином я готов уступить и отдать тебе всех за восемьсот рублей.

– Мне не нужны все, уважаемый мурза. Мне нужны только православные. Сто двадцать рублей за горстку изможденных дохлятиков будет самой честной ценой…

Они торговались с татарином долго и упорно, временами срываясь на ругань, иногда вставая и расходясь, но потом снова усаживаясь у бочонка с кумысом, ибо интерес был общий и отказываться от него не желал ни тот, ни другой. Крымчак упорно выжимал из гостя рубль за рублем, то угрожая, то срываясь на шутки, поил Андрея кумысом и даже потребовал принести и разогреть хаш, дабы голод не мешал беседе. Зверев выкручивался, пытался подменить плату подарками, отдав татарину взятые возле Ак-Мечети сабли, отказавшись в его пользу почти от всех лошадей и даже всучив вместо трех рублей сани, столь удобные для зимы. И все же, наконец, ударили по рукам на трехстах рублях и уже почти отданных припасах.

– Славный ты гость, боярин Андрей, - закончив торг, откинулся на решетку юрты Янша-мурза. - И серебром порадовал, и рядиться с тобой интересно. Умеешь цену сбивать, ох, умеешь! Коли доведется рядом бывать, заворачивай на кочевье, завсегда рады будем. Ныне же по такому случаю пировать станем. Коли не отпраздновать сделку, так и на пользу она не пойдет.

– Как же ты теперь? - шепнул сыну Василий Ярославович. - Все серебро без остатка басурманину выгреб?

– Не бойся, отец. Серебро отдал, золота немного осталось. Похоже, остался я без пищалей своих. Пропал залог. Дублоны придется потратить… Ну, да ничего. Эти подарим - новые откуем. В Москве кузнецы хорошие, лучше прежних сделают.

На рассвете холопы навьючили сундук и походные припасы на трех оставшихся в их распоряжении лошадей. Вокруг толпились счастливые невольники, словно опасаясь, как бы их не забыли в ненавистной долине.

– Давай, Никита, трогай, - махнул рукой Андрей. - Я догоню.

Князю очень не хотелось, чтобы уходящие рабы видели, как тепло он прощается с терзавшим их извергом. Но тут ничего не поделаешь. Иногда, чтобы свершить доброе дело, приходится улыбаться даже дьяволу.

Когда караван был уже на полпути к реке, он слегка обнялся с Янша-мурзой, его старшими сыновьями, крепко сжал в объятиях отца, попросил:

– Береги себя.

– Матери передай, пусть не тревожится, скоро вернусь, - ответил боярин Лисьин и отстранился: - Ну, с Богом!

За первый день Андрей заставил всех сделать длинный переход до самого Карасубазара. Невольники качались от усталости, падали, но не роптали, а лица их, несмотря на трудную дорогу, светились от радости. У города путники поужинали кулешом - дешевым, сытным, но безопасным для голодного брюха. Утром невольники двинулись дальше вокруг города, Андрей же с Прибавой и Мефодием пошли прямо и на торгу взяли самое дешевое, но еще приличное тряпье. Князь заподозрил, что и оно привезено откуда-то из набега, но предпочел держать эти мысли при себе.

За городом путники соединились, вышли на Биюк-Карасу и вдоль нее выбрались к уже знакомым местам недалеко от Белой скалы. Здесь Зверев позволил недавним рабам отдохнуть полный день, от рассвета и до заката, набраться сил, переодеться из рубища и лохмотьев в более приличное тряпье, помыться, поесть - если не вдосталь, то хоть по-человечески. А потом повел их дальше, через долину на юг, чтобы через два дня выйти к морю возле реки Алачук.

Как ни хотелось князю Сакульскому провести разведку здешних путей-дорожек, но у него не имелось денег, чтобы прогуливаться с тремя десятками голодных ртов за спиной. Да и время теперь стало для него куда дороже, нежели до встречи с отцом. Посему Андрей повернул вдоль моря на запад, торопя караван по узкой и постоянно ныряющей вверх и вниз, извилистой горной дороге с осыпающимися краями. Машинально он отметил для себя, что конницу этим путем не перебросишь - даже по двое, стремя к стремени, тут двигаться опасно. А цепочкой по одному даже самый скромный полк растянется на половину побережья.

Уже на второй день путники прошли под прочными каменными стенами крепости Алушта. На четвертый - миновали Джалиту. Ими никто ни разу не заинтересовался. Обитатели южного берега Крыма больше были озабочены своими зеленеющими полями или рыбацкими принадлежностями и в сторону проходящих по дороге путников особо не смотрели. Татарских разъездов или постов янычар тоже нигде не встретилось. Судя по всему, обитатели Крыма чувствовали себя в полной безопасности. Черное море, почитай, уже внутренним османским морем стало, враги далеко, о бунтах никто отродясь не слышал. Чего бояться, о чем беспокоиться, зачем сторожить? Посему, кроме как в прибрежных крепостях, обороняющих главные порты, никаких военных сил здесь не стояло.

«И это хорошо!» - мысленно добавил к будущему докладу князь.

Хотя, конечно, сведения он пока раздобыл весьма и весьма скудные.