Владимир Свержин - Заря цвета пепла

Короткий тычок левой под ребра. Мой собеседник явно не привык к таким некуртуазным, но весьма эффективным дипломатическим шагам. Он мешком оседает мимо стула, хватая ртом воздух. Я хлопнул в ладоши, в переговорную ворвались Кадуаль и его бойцы.

– Этого связать, рот заткнуть.

– Прикажете убить? – поинтересовался Кадуаль.

Я вздохнул: логика событий требовала именно такого решения, но все же убить Талейрана… не поднималась рука. Я покачал головой:

– Нет. Возьми эту карту это в Новом Свете. Сейчас ты отправишься к Атлантике, я организую тебе приказ консула реквизировать любое судно для нужд Республики.

– Республики? – переспросил генерал.

– Консул не может написать иначе. Ты отвезешь этого человека на противоположный берег океана. Начинай поить его здесь, в Париже, и пусть пьет всю дорогу, чтобы он не просыхал ни на минуту. Называй его Жан или Анри, неважно. Когда убедишься, что там, в Америке, он и сам себя так называет, можешь возвращаться. Карту отдашь ему. И убеди, что он приехал сюда из-за нее. Если сильно поторопишься, возможно, успеешь на коронацию. Уверен, новый государь будет рад видеть тебя.

– Эх! – горестно вздохнул Кадуаль. – Как прикажете. А только куда проще было бы прикончить…

Мне пришлось догонять армию целый день. Бернадот выступил навстречу своему вечному сопернику, едва получив по гелиографу сообщение о высадке Бонапарта и о его встрече с дофином. Я скакал мимо полков, марширующих в сторону Луары, вскользь бросая взгляд на лица солдат: они были мрачны и усталы, хотя армия только выступила в поход. Иногда офицеры командовали пять, чтобы взбодрить понуро шагающие роты. Но песня сникала, едва начавшись. До веселья ли – не дай боже, и впрямь придется пойти в штыки на своих же братьев-французов, с которыми недавно воевали в одном строю. До песен ли тут?! Среди бравых усачей, топтавших сейчас пыльные дороги Иль-де-Франса, было немало тех, кто воевал под знаменами Бонапарта в Италии. Каково было им сейчас слышать, что любимый сын Марса, их вождь, их герой, их разлюбезный «маленький капрал», – предатель Отечества и коварный враг? Можно было не сомневаться: если, не дай бог, дело дойдет до настоящей схватки, ни превосходство в численности войск и артиллерии, ни полководческий дар Бернадота не смогут превозмочь нежелания армии воевать. Без сомнения, и сам первый консул понимал это, но гнал от себя опасные мысли, надеясь, что его личная храбрость и неприязнь к Бонапарту зажгут войска.

Вечером, когда трубачи передали вдоль колонн команду «прекратить движение и становиться лагерем», мне все же удалось нагнать голову армии. Весь в пыли, так что едва были различимы цвета мундира, я подъехал к шатру первого консула и, спешившись, отрекомендовался дежурному офицеру:

– Майор Арно к генералу Бернадоту.

Тот кивнул. Мы уже виделись с ним прежде в Париже в штабе его превосходительства. Моего знакомого не было минуты две. Когда он вернулся, на лице его было написано недоумение.

– Консул приказал арестовать вас, майор. Потрудитесь сдать оружие.

– Вот как? – Сидеть под арестом и дожидаться трибунала никак не входило в мои планы. И Бонапарт, и Бернадот славились необычайной скоростью переходов. До роковой встречи оставалось совсем немного времени. Я окинул взглядом почетный караул, окружающий шатер главнокомандующего, – не пробиться. Это только в кино герой без труда раскидывает толпу вооруженных противников, отпуская при этом шутки-прибаутки. А здесь, как пел Лис, «степь да степь кругом» – стопчут и не заметят, да еще и штыками потыкают, жив ли? Но прорваться надо.

Я широко развел руками:

– Это неразумно.

– Таков приказ.

– Ну, если приказ. – Я начал медленно отстегивать саблю, большим пальцем поддевая эфес под крестовиной, чтобы слегка выдвинуть клинок. Видит Бог, я этого не хотел. Старая шутка, которой научил меня один из наших оперативников, Такэдо Мацури. Отстегнув саблю, я кладу ножны на внешнюю часть ладоней и, кланяясь, протягиваю клинок дежурному офицеру. Тот делает шаг вперед, чтобы принять оружие. Да здравствует искусство иай-до – мгновенного выхватывания меча: правая рука идет вверх, левая – вниз, и эфес сабли оказывается в ней. Доля секунды, и клинок уже вышел из ножен, еще столько же, – ее острие застыло у сонной артерии дежурного офицера. Часовые, спохватившись, начинают вскидывать ружья, но мой противник командует им остановиться.

– Чего вы хотите? – Его голос становится хриплым от волнения.

– Дружище, я очень прошу, вернитесь к генералу Бернадоту и скажите, что мне непременно нужно его видеть.

– Вы понимаете, что вас за это расстреляют?

– Да, понимаю. Но если я сейчас не поговорю с его превосходительством, армия погибнет. Думаю, это веская причина настаивать.

Я салютую ему саблей, часовые бросаются ко мне со штыками наперевес, дежурный офицер поднимает руку:

– Стоять! Я сообщу о ваших словах консулу.

– Благодарю, мой друг. А теперь можете передать эту саблю в знак искренности моих слов и намерений.

Офицер поворачивается и исчезает за пологом шатра. Время тянется. Из секунд, кажется, можно связать длинный шарф и, черт побери, повеситься на нем. Солдаты глядят на меня чертовски хмуро. Видно, что не в меру ретивый майор им совсем не по вкусу, но приказ… Они ждут приказа, и я жду вместе с ними. Секунда, еще секунда, наконец дежурный офицер появляется из-за полога.

– Генерал ждет вас.

Я вздыхаю с облегчением, стараясь не слишком показывать обуревающую меня радость. Все-таки любопытство гасконского льва одержало верх над холодным разумом. Будь на его месте Бонапарт, и апостол Петр уже считал бы пулевые отверстия в моем теле.

Я захожу в походные апартаменты первого консула: все просто, без изысков, на войне, как на войне. Сам Бернадот сидит за раскладным столом, на столе лежит мой клинок.

– Что все это значит, майор?

– Ваше превосходительство, я мчался целый день без отдыха вовсе не затем, чтоб меня арестовали.

– Это мне решать.

– Несомненно, мой генерал. Однако, согласитесь, я тоже имею некое отношение к исполнению данного приказа, и потому могу ли я узнать, за что меня арестовывают? Ваш приказ был выполнен…

– Ты самовольно оставил часть.

– Ваше превосходительство, вы совершенно правы. Но я прошу вас рассудить: арестовывать ли меня за дисциплинарное нарушение, или же счесть мой поступок разумным проявлением инициативы.

Бернадот глядит на меня выжидающе, но во взгляде его уже скорее заинтересованность, чем гнев. Он встает и подходит ко мне.

– Говори.

– Через мою невесту, захваченную Талейраном в качестве заложницы и уже освобожденную мной, я разузнал, что второй консул готовил заговор, в котором вам была предуготовлена не самая приятная роль обезьяны, таскающей каштаны из огня.