Вадим Сухачевский - Завещание Императора

— Благословляю тебя, сын мой, в предстоящих муках — не возроптать.

Фон Штраубе не понял, о каких муках он говорит, но спрашивать пока что не стал — Вязигин уже томился в коридоре, ожидая его.

— Меня что больше всего потрясает, — заговорил брандмейстер, когда лейтенант вышел к нему и закрыл за собой дверь, — так это полное такое вот головотяпство! Что случись — опять, уверен, ведер не сыщут. Оштрафовать бы их вместе со всеми ихними раввинами — так себе ж дороже обойдется: по опыту знаю — прескандальный народ! Ладно, черт им (прости, Господи!) судья... А не знаете ли, господин барон, каминов тут случаем нигде не топят?

— Да, да, — поспешно сказал фон Штраубе, зардевшись от своего мелкого доносительства, но слишком уж ему хотелось проникнуть снова в тринадцатый нумер, как-то связующий с этим как дым ускользнувшим от него Хлюстом. — Имеется камин. Пожалуйте, вот здесь. Собственными глазами наблюдал, как вчера топили.

— Гм, — снова посуровел брандмейстер. — Камины, согласно инструкции, требуют повышенных мер, — и решительно двинулся в указанную сторону.

Когда они приближались к тринадцатому, из-за двери соседнего с ним четырнадцатого нумера стали все явственнее доноситься уже знакомые лейтенанту звуки — свист розги и на сей раз чей-то заливистый тенорок: "...А-а-а, нимфа моя, Генриетта Самсоновна!.. Еще, нимфа моя!.. Посильней напоследок! Вот так вот, прошу! Посильней!.." Вязигин тоже эти срамные возгласы слышал и все больше хмурился. Перед дверью тринадцатого, однако, — за нею тоже шла какая-то возня, перемежаемая сладострастным постаныванием, — все-таки приостановился и постучал.

Возня стихла, и женский голос (Мадлен! безусловно, она!) спросил из-за двери:

— Какого дьявола? Что надо?

— Бранд-инспекция! Немедленно отворите, мадам, — произнес Вязигин достаточно грозно.

Ответно последовал незамысловатый совет "идти в задницу".

Взбешенный инспектор, не находя слов от такой наглости, изо всей силы замолотил в дверь кулаком. Тогда из-за двери вступил насмешливый мужской голос (уж не самого ли Хлюста?):

— Но-но! Поаккуратнее, господин инспектор! Вам уже сказано было проваливать. Даже, кажется, (хе-хе!) ясно указали направление маршрута.

Вид у брандмейстера был такой, словно он проглотил фунт горчицы, лицо побагровело, как свежее мясо. Неизвестно, что бы могло воспоследовать с его стороны после такого оскорбления, если бы в этот самый миг дверь загадочного четырнадцатого не распахнулась и оттуда не выкатился маленький толстячок в партикулярном пиджаке, из-под которого свисали на брюки непристегнутые помочи. Несмотря на партикулярный и столь встрепанный вид господина, фон Штраубе сразу вспомнил, что недавно видел его во дворце, причем там этот колобок был в форме ни больше ни меньше как тайного советника.

Брандмейстер, только что походивший на грозовую тучу, даже в размерах как-то вмиг опал на глазах, руки сами собой вытянулись по швам.

— Сергей Аполлонович... — ошарашенно пробормотал он. — Ваше пре...

Тенорок, минуту назад взывавший к своей Генриетте Самсоновне, теперь звенел начальственно-надменно:

— Господин Вязигин, никак? Что за шум устроили? Снова, я вижу, самоуправствуете?

На брандмейстера было жалко смотреть.

— Никак нет, Сергей Апо... Ваше пре... Титулярный досмотр... В полном соответствии... Постучался только... А они — не желают отворять...

— Постучался он, понимаешь!.. — сморщил Тайный лицо — печеное яблоко. — Ты бы еще кувалдой-то постучался! Не открывают — стало быть, имеют на то свои причины и основания. Не велика птица — вдругорядь зайдешь, чай, не перетрудишься. Грохоту на весь этаж наделал — святых выноси! А не забыл, что тебя только что представили на повышение в чине? Вот о чем бы тебе, Вязигин, думать, а то он, вишь, "постучался"!..

— Виноват! — Вязигин так вытянулся во фрунт, что, казалось, туловище вот—вот оторвется от поясницы, чтобы воспарить ввысь.

— Ладно, — уже миролюбивее промолвил колобок, — службу-то, конечно, неси, но — сколько уж говорил! — побольше надобно этого... политеса, коли не хочешь вечно — в коллежских секретарях. Лет тебе сколько?

— Сорок пять, ваше пре...

— Вот-вот. Кабы не характер — небось, давно бы уже в статские. Понял хоть, что я говорю?

— Точно так, ваше...

— То-то... — Колобок наконец перевел глаза на фон Штраубе, тоже его узнал и вдруг воскликнул: — Ба, знакомые, гляжу, всё лица! А я-то думаю — с кем это мы? — Опять посмотрел на Вязигина, но теперь взгляд его снова сделался начальственно строг: — Хоро-ош, нечего сказать! — пропел он своим тенорком. — Вот с кем, значит, на пару инспектируете? Ну-ну, в эдакой компании будет тебе, жди, повышение, Вязигин, все тебе будет!.. — и, как-то с особой бережностью неся травмированные, очевидно, ягодицы, зашагал прочь по коридору.

Брандмейстер еще некоторое время стоял истуканом, осмысливая сказанное. Лишь после того, как шаги начальника затихли, что-то наконец сообразив, вытаращенными глазами посмотрел на лейтенанта.

— Боже мой! — проговорил он. — Боже мой, как я-то сразу не вспомнил! Слышу — фамилия вроде знакомая!.. Но вы-то, молодой человек — вы как могли? Когда я, вам известно, при исполнении, когда я к очередному чину представлен, — как вы могли осмелиться?!

— О чем вы, извольте объяснить! — опешил ничего не понимающий лейтенант.

Вязигин теперь смотрел стеклянно и покачивал, покачивал круглой своей головой.

— Всему Петербургу известно — только, вишь, не вам! Дурачком меня выставить решили! Да еще перед его превосходительством!.. А я-то, я, старый — тоже хорош! Слышу же: фон Штраубе! И ничегошеньки, Господи, даже не шевельнулось в душе!.. Ах, да не делайте, пожалуйста, удивленный вид — при мне же вот эту самую газетку читали!... А я-то, я-то, старый дуралей!..

Фон Штраубе развернул газету, которую все время держал в руке, и на последней странице, где печатают криминальную хронику, сразу зацепился глазами за собственную фамилию. Заметка гласила:

Разыскивается лейтенант флота барон фон Штраубе

(Знающих о местонахождении просим сообщить)

...на вид 25—27 лет, роста немного выше среднего, худощав, светловолос...

...служа уже более трех лет офицером для особых поручений в Адмиралтействе и располагая, соответственно, полным доверием со стороны командования...

...сверхсекретные бумаги, с коими затем скрылся...

...более ни его, ни бумаг не видели...

...представляющие первостепенный интерес для шпионских сетей Англии, Японии и Германии...

— Господи, Господи! — причитал брандмейстер. — Какой позор мне на старости лет! Все пальцем показывать будут, вовек не отмоешься!.. Еще самого, глядишь, не дай Бог, в газетах пропечатают!..