Вадим Сухачевский - Завещание Императора

В эту минуту фон Штраубе наблюдал за мышью. Крохотное создание на миг выскользнуло из широкой щели меж половыми досками, ухватило какую-то крошку с пола, взглянуло вполне разумными, чуть, пожалуй, удивленными глазками на сидящих мужчин и юркнула назад, во тьму и голодную свободу своего подполья. Что ждало ее там? Некормленый выводок? Или, может быть, одиночество? Страх? Тоска?.. Какая-то, наверняка, своя, столь же крохотная, как и она сама, тайна... И под конец, разумеется, главное таинство всего что ни есть живого — смерть. Переведя взгляд на ротмистра, фон Штраубе вдруг подумал, что оба они в какой-то мере сотоварищи — хотя бы потому, что оба тоже не уйдут от этого последнего, главного таинства, оба тоже смертны. Каков он там, в душе, спрятанной под голубым мундиром, этот Ландсдорф? Любил ли он, страдал? Испытывал ли раскаяние? Рано ли потерял родителей? Возможно, его тоже дразнили в детстве: "бароном, считающим ворон!.."

Кажется, ротмистр, быть может безотчетно, вдруг ощутил по отношению к допрашиваемому нечто подобное. Теперь в голосе его было уже не показное радушие и не канцелярское бесстрастие, а вполне человеческая озабоченность.

— Послушайте же меня, господин лейтенант, — сказал он. — Я действительно, действительно желаю вам помочь! Так помогите же и вы мне.

— Я? Но — чем? — удивился фон Штраубе.

— Господи, да с пакетом этим, разумеется! Я отлично понимаю что вам он совершенно без надобности! Да и никому он, ей-Богу, не нужен, так бы себе и лежал, пока крысы бы не съели! Но что-то же вас подвигнуло! Поверьте — я вовсе не кары для вас хочу. Просто какие-то странные вещи в последнее время происходят, я всего лишь искренне желаю в них для себя разобраться!

Уже осознав всю двуличность сиятельного Хлюста, фон Штраубе наконец понял, что больше нет резона его выгораживать.

— Что ж, — сказал он, — если вы, господин ротмистр, действительно, хотите разобраться, то, предупреждаю, вам будет нелегко, ибо начинать придется с чинов отнюдь не лейтенантского звания...

— Папироску? — Ландсдорф услужливо протянул золотой, с вензелем портсигар.

— Благодарю... — Куривший редко, фон Штраубе затянулся, и сразу голова слегка пошла кругом. — Да, да, отнюдь не лейтенантского!.. Надеюсь, вам что-нибудь говорит имя его сиятельства графа Романа Георгиевича?

— Его высокопревосходительства? — Ротмистр едва даже не привстал.

— Именно!.. Не знаю... точнее, догадываюсь, для каких надобностей ему этот пакет...

— Постойте, постойте! — перебил его ротмистр. — Вы хотите сказать, что его превосходительство дал вам поручение доставить ему пакет? Так ведь это полное вам оправдание! Роман Георгиевич по чину действительный тайный советник, имеет по своей должности доступ к высшим секретам Российской империи, и ежели он вам приказал — то ваша просто-напросто святая обязанность...

— Нет, это уж вы теперь постойте! — воскликнул лейтенант. — Известно ли вам, какую этот Хлюст...

— Хлюст?.. — не понял ротмистр.

— Да, да, Хлюст! Именно — Хлюст!.. Какую этот Хлюст — или, если вам все же угодно, это высокопревосходительство — создало в Петербурге разветвленную сеть?

— Сеть?.. — эхом повторил Ландсдорф. — Вы здоровы ли, господин лейтенант?

— Сеть! Натуральную! Разветвленнейшую!

— Право, может, в самом деле — доктора? У вас, ей-Богу, по-моему, жар...

— Извольте наконец выслушать, господин ротмистр!.. Сия сеть, прячась в тени его высокопревосходительства, прикрываясь его именем...

— Простите, что перебиваю, — вставил ротмистр насмешливо, и фон Штраубе с огорчением понял, что тот его не воспринимает всерьез. — Если я верно уразумел, то вы, очевидно, имеете в виду шпионскую сеть? Тогда, Бога ради, скажите, зачем ему это? С его знанием государственных тайн, с его особым доступом в любое, самое секретное ведомство, он один стоит всех мыслимых и немыслимых шпионских сетей. Достаточно заполучить его одного — и неприятельским государствам не потребуется держать более ни одного своего злодея на нашей территории.

— Почему же непременно — шпионскую? — взорвался лейтенант, не зная, как пробиться сквозь эту стену непонимания. — Нет, нет, совершенно не то! Я разве говорил в том смысле, что именно шпионскую?

— Но вы говорили — "сеть", — напомнил ротмистр — пожалуй, даже ласково, как дитю. — А какую же иную тогда?

"Барон, не считайте ворон!" — хотелось выкрикнуть фон Штраубе. Вместо этого он сколь мог спокойно и отчетливо произнес, стараясь хоть как-то расшатать эту стену:

— Сеть для искажения и извращения истины. Может быть, несколько непонятно звучит...

— Признаться — более чем.

— Хорошо, поясню! — с готовностью подхватил лейтенант. — К примеру, с делом об убийстве купца Грыжеедова, надеюсь, вы знакомы?

— Как же! Весь Петербург наслышан. Как-никак миллионщик, купец первой гильдии, потомственный почтенный гражданин. Скверное дело, всего-то из-за золотых часов зарезали, семнадцать колотых ран...

С каждой минутой в комнатушке становилось все холоднее. Странно, что этот симпатичный (таким он сейчас казался лейтенанту) ротмистр так и не закрывал форточку и по-прежнему вытирал платком вспотевшее лицо. Из форточки по-прежнему веяло холодом, словно из могилы, если ее нынче выдолбить в здешней мерзлой земле. Пытаясь согреться нутряным жаром своей правоты, фон Штраубе закричал:

— Не было, квирл, не было ничего!

— Как вы сказали? — выкатил глаза Ландсдорф.

— Я сказал — ничего этого не было! (Господи, да закроет он форточку наконец?!)

— Нет, нет, перед тем. Вы сказали какое-то слово. Кажется — "квирл"?

— Ну да — квирл!.. Да при чем тут "квирл"? Не было никакого убийства — вот что я сказал!

— Но я же воочию читал...

— Вот! — возликовал фон Штраубе, даже дрожь унялась на миг. — Вот то-то же и оно! Другой вопрос — что вы читали?

— И что же?

— То, о чем я вам и говорю! Искаженную, извращенную истину! Ту, которую вам подсунул этот Хлюст! Вы понимаете, барон, о чем я?

— Признаться, слишком уж отдаленно, — произнес ротмистр довольно-таки сардонически. — Все это весьма, весьма любопытно, но у вас жар, я же вижу.

— Ах, при чем тут жар?! — вскипел лейтенант. — Они все заодно! Даже тайный советник по пожарной части, извращенец и флагелянт!

— Как вы сказали? "Извращенец" — а дальше?

— Флагелянт! Извращенец, получающий удовольствие от битья розгами! Но не в этом дело...

— Да, да, разумеется... Однако, вам, действительно, надобен доктор, лучше отложим-ка, пожалуй, пока этот разговор, у нас еще будет время.

— Как вы не поймете — нельзя откладывать! — из последних сил борясь с дрожью, почти умоляюще проговорил фон Штраубе. — Если отложить — он все успеет переиначить, в своем тринадцатом нумере, со своей Мадлен, Шамирам, со своей Дарьей Саввичной! Совсем иное синема, — этого вы хотите?.. Ладно, квирл, оставим, к черту, купца! А как быть со штаб-квартирой анархистов на Фуражной? С той, где двое убитых, Этель с подлецом Филикарпием! Это уж, я так понимаю, непосредственно по вашей части?