Андрей Биверов - 13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины

В итоге за несколько дней пребывания в Лондоне я успел познакомиться с парой десятков весьма и весьма интересных людей. Кроме всего прочего я также посещал и культурные мероприятия. В качестве почетного гостя открыл один из новых участков Лондонского метрополитена в Хамерсмите. [31] Метро начали строить в Лондоне в 1863 г. Посетил Технологический музей, Вестминстерское аббатство, выступил перед студентами Кембриджа и Оксфорда… Однако все это было лишь прелюдией. В конце второй недели Бруннов сообщил мне, что переговоры о предложении руки и сердца продвигаются успешно, и королева желала бы лично со мной переговорить на балу в Букингемском дворце. Я прекрасно понимал, что именно от личного впечатления Виктории будет зависеть, стану я или нет ее зятем, и поэтому подготовился к разговору как «к последнему и решающему». Однако реальность превзошла все мои ожидания.

Первые мои мысли, когда беседа с Викторией закончилась, были: «Вот это баба! Каких-то сорок минут разговора, а с меня вода как ручьями льет. Не глаза, а рентген-аппарат, насквозь просвечивает. Не зря ее англичане почитают, воистину Великая женщина!»

Вообще увидеть и поговорить с другим монархом, особенно с ТАКИМ, было очень познавательно. Несомненно, Виктория не была энциклопедически начитанной королевой. В некоторых областях ее знания, как мне показалось, просто зияли белыми пятнами. Не было в ней и какой-то запредельной харизмы, нет. Да и чисто внешне она при первом знакомстве напомнила мне ворону своим мрачным и бледным лицом, глазами навыкате и грузным телом, облаченным в черное поминальное платье. Однако чем она меня поразила, так это своей осведомленностью о текущих событиях и умением разбираться в людях. Всю нашу беседу я чувствовал себя под микроскопом. Королева показала себя гроссмейстером светской беседы. Даже самые, казалось бы, невинные вопросы таили подвох, а зачастую двойное и тройное дно. Осведомляясь о моем путешествии, королева упоминала такие его детали, которые я сам вспоминал лишь при изрядном напряжении памяти. Она знала по имени весь состав моей свиты, всю мою многочисленную родню и, как мне показалось, даже казаков из охраны и экипаж судна, на котором мы прибыли в Англию. Как детектор правды, по малейшим признакам она вылавливала из моих ответов все недомолвки и недосказанности. После получаса разговора я чувствовал себя так, словно не общался с милой леди, вполне годящейся мне в матери, а неделю вагоны с углем разгружал (мне было с чем сравнивать!).

Несмотря на сдержанность королевы в манерах и речи, было видно, что я произвел на нее хорошее впечатление. В первую очередь тем, что старался не врать и говорить с позиций практика. Ни слова о великой любви, чисто прагматичный союз во имя взаимной выгоды. Прося руки Луизы, я одновременно предлагал обширные заказы для английской промышленности. России было нужно многое из того, что Великобритания делала лучше всех в мире: оборудование для верфей, сталелитейных заводов и много другого. Конечно, упор был сделан на оборудование, но и готовой продукции я заказывал немало: паровозы, станки, котлы, машины и прочее.

Итог разговора не заставил себя ждать. Когда объявили полонез, моей парой, начинавшей танец, стала Луиза. В жизни она оказалась куда милее, чем на портретах придворных живописцев и черно-белых фотографиях. Худенькая, стройная как тростинка, она будила в любом мужчине чувство бесконечной нежности и желание защитить. Красотой она не блистала, однако это было прелестное и невинное, совсем юное еще создание, не испорченное еще к тому же двором и светским обществом. И в этом была свое, особенное очарование. Я помню, как трогательно затрепетала она, когда я заговорил с ней. Как мимолетно вспыхнула, когда я целовал ее ручку. Как мило краснела, когда я вел ее в танце… Однако я так и не мог до конца привыкнуть в мысли, что эта угловатая девушка-подросток, почти ребенок, вскорости станет моей женой. Полонез сменил медленный вальс, мы кружили по залу, смотря друг на друга и не решаясь начать разговор. В танце я вел ее отстраненно, на вытянутой руке. Луиза, видимо, почувствовала что-то и как-то жалобно, по-детски трогательно посмотрела на меня снизу вверх. Ее кроткие карие глаза напомнили мне олененка Бэмби, мультфильм про которого я смотрел в далекой юности. На сердце потеплело. Спохватившись и отбросив на время посторонние мысли, я принялся сглаживать невольное впечатление своей небрежной холодности. Что, впрочем, с легкостью мне удалось. Внешность я имел весьма привлекательную и, хотя так и не озаботился тем, чтобы привести себя в должную физическую форму, выглядел стройным и подтянутым. Танцевал я тоже превосходно. Да и с обаянием и чувством юмора никаких проблем у меня не наблюдалось, и вскоре моя принцесса заливалась звонким смехом, слушая выдаваемые мной шутки.

— Ах, вы не знаете, что за дураки эти поляки, несравненная вы моя красавица, — наклонившись к ее ушку, прошептал я ей. — Это просто непостижимо, что бы с ними было, если бы не русская о них забота!

— Oh Prince, you are so interesting companion. Could you tell me anything more? [32] Принц, вы такой интересный собеседник! Расскажите еще что-нибудь! (англ.) — отвечала она, доверчиво глядя мне в глаза.

— Сам я не видел, однако мой генерал Муравьев рассказывал мне презабавную историю про то, как, умирая, старый поляк завещал своим детям похоронить его в море. И что же вы думаете, ненаглядная моя Луиза? — увлек ее внимание я. — Все три сына захлебнулись, копая могилу на дне!

— О, ваш черный юмор неподражаем, — залившись веселым смехом, отвечала не сводившая с меня глаз Луиза.

Я метался по отведенным мне комнатам, до боли сжимая кулаки. Этот относительно недолгий разговор вызвал во мне бурю негодования. Нет, конечно же, в лицо мне никто не хамил. Еще чего не хватало! Никто даже мне не перечил. Совсем, ну ни капелечки не перечил. Просто все мои вполне конкретные и, казалось бы, разумные предложения ненавязчиво, деликатно, но в то же время весьма твердо отклонялись. Да, стоит признаться — переговорщик из меня никакой. Хреновый, я бы даже сказал, переговорщик.

Но негодованье мое было вызвано другим. А именно тонким, едва заметным, но все же вполне явственным пренебрежением, даже презреньем, скорее не ко мне, а к моей стране… Я зло усмехнулся, переносясь воспоминаниями в разгар своего недавнего разговора.

— К сожалению, это совершенно невозможно, потому как прямо противоречит интересам Британской короны, — с сожалеющей улыбкой, как бы говорящей о моем слабоумии, ответил на мое откровенное и, я бы сказал, весьма щедрое предложение министр граф Джон Рассел.

— Неужели противоречит? Что-то я этого не заметил! — вспыхнул я, раздражаясь, но тут же взял себя в руки.