Александр Голодный - Металл Армагеддона. Жизнь в обмен на смерть.

Одиннадцать тел. Точнее, обглоданных крысами скелетов. Тонкие косточки, остатки волос, клочки одежды… Это снова девушки. Две – совсем малышки.

Луч фонаря командира следует вдоль скоб, упирается в край огороженной площадки. Понимаю и я:

– Их сбрасывали оттуда.

Осторожно перешагивая, добираемся до лесенки. Первым идет Кемаль. Куртка расстегнута, выглядывает рукоятка АПС. На мгновение исчез. Выглянул, машет рукой.

Тяжелая взрывобезопасная дверь преграждает путь. С нашей стороны кремальера снята. Пошевелив ось привода, здоровяк тихо констатирует:

– Заблокирована.

Но не все так плохо – влево уходит узкий бетонный козырек, заканчивающийся крошечной площадкой перед электрическим щитом. Прижавшись к стене, Ахмет переходит туда. Рывок фомки, со скрежетом открывается секретный вход. Есть путь.

Закрыв за собой потайную дверь, снимаем противогазы. Несмотря на запах пыли, заметно, что здесь имеется вентиляция – воздух намного свежее туннельного. Прислушиваемся. Слышны невнятные голоса.

В приборах ночного видения крадемся по коридору. Звуки приближаются, становятся звонче и четче. И вот:

– Подмахивай, мразь!

Хлесткая пощечина.

– Подмахивай!

Еще удар.

Жалобные стоны, срывающиеся в болезненный крик. Довольный рев удовлетворившего похоть самца.

Бешеная ненависть раскаленной лавой наполняет душу.

– Искандер!..

Громкий шепот немного отрезвляет. Оказывается, я волоку за собой вцепившегося в руку Кемаля. Тихо командую:

– За мной!

Обшарпанная дверь, переход, служебное помещение с фильтровентиляционной установкой…

Особое чутье или знание устройства подземных сооружений? Не важно. Я довел, куда требовалось. Мы у двери, из-под которой пробивается слабый электрический свет. Вцепившись в ручку, осторожно приоткрываю.

В узкую щель виден обширный зал. В дальнем от нас конце, под одинокой лампочкой, за старым столом сидят на табуретках трое, не спеша потягивают пиво. По раскрытому ноутбуку и надменному выражению лица безошибочно определяю главаря. Все трое – ухоженные, спортивного сложения молодые парни в американском камуфляже. К армии отношения не имеют – такие прически делают только в дорогих салонах. Вывод подтверждает обувь – эксклюзивные даже на вид байкерские сапоги.

Зал наискось пересекает четвертый. Троица разражается насмешливо-одобрительными возгласами:

– Как прошла случка, Кабан?

– Походу, кайф обломился?

– Говорили тебе: лучше вздрочни.

Гнусное ржание.

Четвертый (здоровый, гад) плюхается на свое место, берет со стола бутылку пива, присасывается.

С презрительной ухмылочкой и издевательским сочувствием главарь уточняет:

– Где радость на лице, Кабанеро? Выглядишь недовольным.

Рыгнув, насильник отвечает:

– Раздолбана, бл…, вся. И воняет.

– Раздолбана? После твоего бивня трудно ожидать другого. Или после двадцати с чем-то раз ты ожидал найти там девочку?

– Гы-гы-гы… Целку! Гы-гы-гы…

Переждав взрыв смеха, главарь продолжает:

– А воняет… Никто не мешает тебе ее помыть. Как это будет эротично и трогательно: наш Кабан готовит пленницу к страстному употреблению.

– Гы-гы-гы…

– На хер. Атаман, пора идти на новое дело.

– Свежатинки захотелось?

– А чо?! Дракула с пацанами себе вчера привез. Мы чо, отстой?

Так, здесь не вся банда. Есть еще группа.

– Не заводись, Кабанеро. Ваш предусмотрительный атаман уже подобрал достойную кандидатуру. Зацените, кенты.

Ноутбук разворачивается, твари разражаются одобрительными возгласами.

Все, услышано довольно. От желания убивать меня уже потряхивает. Оглядываюсь на напарников. Ахмет навинчивает на пистолет глушитель. Отрицательно качаю головой:

– В ножи. И чтобы сдохли не сразу.

Подтверждающие кивки. Рюкзаки сложены на полу, в руках отсвечивает сталь клинков. Пока твари увлечены, можно тихо выйти и постараться незаметно приблизиться.

Удалось.

Нас заметили, когда за спиной осталась половина зала. Парни стартуют быстрее, но я почему-то оказываюсь впереди, у выбранной цели. Он успел вскочить, протянул лапищу… Время замедляется. Клинок входит куда-то в низ живота, насадив гада на стальное жало, глядя в наполняющиеся болью и ужасом глаза, веду упирающийся нож снизу вверх.

Затянутый низкий гул в ушах сменяется захлебывающимся воем. Обрывается. Вспоротая туша готова рухнуть, но подхватываю ее за шиворот левой рукой и разворачиваю к главарю, одновременно делая шаг.

Рывок вперед, назад. На стол вылетают перепутанные кровавые потроха, грудная клетка распахивается, словно крылья бабочки. Как куклу отбрасываю полегчавший, мелко подрагивающий в агонии труп. Еще шаг. Упав вместе с табуретом, скуля, мерзавец сучит ногами, пытаясь отползти. Наши взгляды встречаются.

В жемчужной дымке я держу… в руках?… искру. Изъеденную отвратительной гнилью, покрытую грязью, сочащуюся гноем зла. Такую не очистит малиновый полог. Ей необходимо… Встает мысль-образ: черное пламя. Да. Это правильно.

Но сейчас мне надо… Надо? Часть сознания словно спрашивает другую. Да, надо! Искра оказывается совсем близко, и я вижу всю жизнь этого… «Нелюдь» – звучит подсказка. Да.

А вот то, что искал. Теперь назад, в Явь.

Словно растянувшаяся яркая вспышка. Стою на месте, у ног с безумными выпученными глазами истошно визжит бывший атаман. Он еще и обгадился. Мерзость.

Поворачиваюсь. Друзья не подвели. Два корчащихся от боли бандита пускают пузыри из перерезанных глоток, захлебываясь своей кровью.

Хрипло начинаю:

– Остальные на проспекте Вернадского…

– Подожди, не слышу. Кемаль, заткни его!

Не моргнув глазом, здоровяк перехватывает глотку главарю. Булькающий хрип. Агония.

– Ты что?! Как теперь узнать?..

Откашлявшись, перебиваю:

– Проспект Вернадского, дом… В пентхаусе.

Перечисляю состав второй группы похитителей. Имена, фамилии, адреса. Командир внимательно слушает, запоминает. Умолкаю.

– Это все?

– Нет. Могу назвать имена всех жертв. И той, которую мы нашли первой.

Киваю на стол:

– Все это есть в ноутбуке. Они вели дневник. Папка в «Моих документах». Пароль: «хищники ада».

Со злыми желваками на щеках Кемаль отзывается:

– Надеюсь, они уже все там. В аду.

Вызываю затухающее воспоминание, подтверждаю:

– Не сомневайся, брат.

К сапогам подбирается растекающаяся алая кровь. Прохожу взглядом по затихшим, распростертым телам, задерживаюсь на выпотрошенном мною уроде. Есть в мире справедливость.

Вспоминаю:

– Девушка! Парни, аптечку!

Бегом веду напарников туда, где эти мрази держали пленниц.

Она даже не пошевелилась. Кое-как прикрытая обрывками, когда-то бывшими дорогим вечерним платьем, лежит на старом грязном матрасе. Рядом алюминиевая тарелка, пустая бутылка из-под минералки. В невидящих глазах плещутся только безмерная боль и желание смерти. Совсем молоденькая – лет семнадцати.