Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

Потом было посчитано, что неожиданная идея Гунтера обошлась войску Риченды пятерыми убитыми и почти десятком покалеченных. Еще несколько толпившихся в храме наемников отделались синяками, но долго не могли выбраться из-под тяжелого литого колеса из бронзы. К вящему сожалению Гунтера, Риченда де Лоншан успела отскочить в сторону и только издала сдавленный визг, видя, что не самая худшая часть ее воинства покинула общее действо…

А во дворе тем временем тоже кипел бой. Гисборн и копья герцогских сыновей пробились во двор монастыря без потерь, тем более, что часть стоявших вокруг обители солдат констебля были истреблены внезапным залпом лучников. Рыцари Гая смели запаниковавшую от неожиданного нападения стражу у ворот, пешие лучники, повинуясь приказу командовавшего ими Джеффри Монмута, взялись за мечи и разогнали оставшихся фризов с людьми Чатемского шерифа. Нападение было настолько неожиданным, что никто из приведенных Ричендой солдат и рыцарей не сумел оказать сколь-нибудь серьезного сопротивления. Дворяне Дуврского графства, остававшиеся во дворе, едва завидев гербы Ланкастеров и Йорков, вообще сдались сразу — противник превосходил количеством, а многие дуврцы, полагая под делом ареста государственного преступника лишь легкое развлечение, не были облачены в доспех.

— Где они? — орал Гай, гарцуя на разгорячившейся лошади и суматошно озираясь. — Где Годфри и шевалье де Фармер?

Отец приор, изрядно помятый, понял, что явились посланцы принца Джона, и, кряхтя, встал с земли. Священник с момента, когда наемники, расшвыряв монахов, ворвались в церковь, сидел у стены храма и пытался молитвами унять жуткую боль в раненом мечом предплечье.

— Все там, — слабым голосом сказал приор, кивком указывая на полураскрытые двери храма. — Баронесса Крэндон повела этих нечестивцев внутрь, схватить святейшего архиепископа… Помогите ему!

И Гай, ни секунды не раздумывая, прокричал:

— Спаси нас Господи! Все за мной!

После чего ударил лошадь шпорами, заставил животное подняться по ступенькам и въехал в высокие двери. Вид был самый что ни на есть доисторически-варварский, попахивающий готскими дружинами, которые устраивали конюшни в римских храмах.

Риченде не повезло — Гисборн ворвался в храм несколько мгновений спустя после падения люстры и госпожа баронесса, избежав одной опасности, не смогла избежать второй. Гаева лошадь сшибла Риченду грудью, и дама, кубарем покатившись по полу, врезалась головой точнехонько в раку с мощами святого Мартина. Рака, стоявшая на ажурной деревянной подставке, опрокинулась, и кусочки святого посыпались прямо на застонавшую от ужаса сестру канцлера Лоншана. Возлежавший поодаль отец Теодерих, глянув на весь этот кошмар, немедленно начал бормотать интердикт в адрес Риченды. Той, впрочем, было все равно — прах святого набился в рот и нос, и леди Риченда самозабвенно расчихивала оставшуюся от святого Мартина пыль по всему храму…

Следом за Гисборном вбежал Бертран Ланкастерский и еще несколько рыцарей, среди которых можно было узнать аквитанских дворян, остававшихся с Годфри все прошедшие сутки. Де Морлен был бледен, а когда его глазам предстало зрелище царившего в помещении храма разгрома, можно было подумать, что рыцарь вот-вот упадет в обморок.

Прямо в этот момент Годфри, успевший получить несколько легких ран, сокрушил распятием еще одного фриза, и, увидев, что пришла помощь, воззвал:

— Ко мне! Скорее!

Все прекратилось, будто по мановению волшебной палочки. Фрисландские наемники, увидев, что силы противника заметно превосходят их собственные, довольно быстро опустили оружие, а сэр Мишель, прежде сопротивлявшийся яростно и самозабвенно, проткнул мечом бедро последнего из четверых наемников и только сейчас начал понимать, что именно держит в руках вместо щита. Клинки нападавших оставили на иконе глубокие выщерблины, изображение прокаженного вовсе было сбито, а благочестивое лицо святого Мартина пересекал шрам, отчего святой пастырь теперь больше походил на выпущенного с галер разбойника, впервые за много лет увидевшего живую природу.

Гунтер, как стоял справа от алтаря у стены с ножом в руках, так и остался стоять, вытаращенными глазами озирая дело собственных рук и весь окружавший его погром.

— Переворот — это весело, — пробормотал германец.

Внутреннее убранство храма святого Мартина стоило того, чтобы один из великих художников будущего навсегда запечатлел его в своей бессмертной картине. Название полотна вполне могло быть таким — «Взятие Иерусалима римлянами», только следовало бы переодеть английских рыцарей в форму римских легионеров, а церковь святого Мартина изобразить храмом Соломоновым.

Перед алтарем, придавив своей невероятной тяжестью больше десятка солдат, лежала громадная бронзовая люстра, свечи на ней кое-где горели, другие же, повалившись в лужицы крови, давно погасли. В углу стоял тяжело дышавший сэр Мишель, боязливо косящийся на покалеченную икону, теперь поставленную им на пол у стены; столь же взмокший архиепископ Кентерберийский стоял возле алтаря, одежда Годфри была запачкана кровью, а на перекладине алтарного креста багровели подозрительные пятна. Когда Гисборн слез с лошади, гнедая, почувствовав некоторую свободу, постукивая подковами по каменному полу храма, подошла к обалдевшей от случившегося Риченде и, пока никто не видит, жевала ирисы да полевую гвоздику, поставленные в вазы вокруг места, где прежде находилась рака с мощами святого Мартина. Отец Теодерих сидел у стены, несколько отрешенно рассматривая валявшиеся на полу кусочки святого, и явно раздумывал, кого бы еще отлучить. Пока кроме лошади Гая, никто в кандидаты не годился…

— М-милорд, — заикаясь, начал Гисборн. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Замечательно, — буркнул Годфри, огорченно рассматривая испорченную кровавым пятном сутану. — Это вы, сударь, приехали меня спасать?

— Да, милорд, — поклонился Гай. — Я, шевалье де Фармер, господа Ланкастер, Йорк и Фитц-Аллейн…

— Понятно, — хмыкнул архиепископ. — Притащили всю Англию, вместе с частью Нормандии, каковой несомненно является господин де Фармер… И что теперь будем делать?

— Поедем в Лондон, — уверенно заявил сэр Мишель. — Ах, милорд, мы же вам не успели рассказать! Понимаете, принц Джон задумал…

Неосторожные речи норманна пресек остерегающий возглас Гая. Еще не хватало — раскрывать план заговора против канцлера при всех! Тем более, что в церкви находились не одни только друзья.

Отец Теодерих поднялся, прихрамывая, приблизился к алтарю, обойдя поваленную люстру и груду тел под ней, потом поцеловал руку архиепископу и, наклонившись к самому уху Годфри, прошептал так, чтобы никто не слышал: