Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

— Если не ошибаюсь, ее уже опорочили в глазах высшей знати, когда я постоянно таскался за ней прошедшей ночью, — неуверенно ответил Казаков.

— Пустяки! — отмахнулась Элеонора. — Обыкновенное светское ухаживание, и не такое случается. Удивительнее было бы другое. Вообразите, красавица Беренгария сидит в одиночестве и скучает! Хотя Ричард постоянно любезничает с Бертраном де Борном, за принцессой никто не осмелился бы приударить — дворяне опасаются вспыльчивого нрава Ричарда, вдобавок он еще и король, скудоумный, но могущественный… Вас я выбрала потому, что вы совершенно не знаете наших порядков и могли сделать все, как надо. Ведь сделали? Чудесно!..

— …Но обидно, — нахмурился Казаков и, взяв без дозволения королевы-матери кувшин, плеснул себе еще вина.

— Гм. Понимаете ли, мессир, я точно также незнакома с обычаями света вашей страны. И предполагаю, что они серьезно отличаются от принятых во Франции или Аквитании. Я должна загладить вашу обиду? Чем? Если я предложу вам золото, это выйдет еще оскорбительнее… Придумала! Мое предложение нисколько не ущемит вашу честь, и даст возможность выйти из невысокого звания оруженосца. Хотите, я найду вам покровителя? Очень влиятельного человека? Он уже в возрасте, пользуется уважением при многих дворах. Если угодно, я попрошу его дать вам рыцарское посвящение.

— Кто это? — вяло заинтересовался Казаков. Покидать сэра Мишеля, а уж тем более Гунтера ему вовсе не хотелось.

— Вы его видели вчера — благородный шевалье Ангерран де Фуа. Он как раз просил меня подыскать сообразительного помощника. Нет-нет, не спешите отказываться. Вы послужите мессиру Ангеррану, пока тот находится на Сицилии, а затем примете окончательное решение. Да, вот еще что! Вы можете ежевечерне приходить в гости к Беренгарии. Сегодня мы переедем обратно в монастырь, с аббатисой Ромуальдиной я разберусь самостоятельно.

— А Ричард?

— Ричард?.. У короля сегодня турнир и он не станет интересоваться ничем другим, кроме конных боев. Поверьте, о вас он забыл, едва уехав из замка. Согласны?

…Всадник, с головы до пят затянутый в кольчужный доспех, будто рыба в чешую — собственно кольчуга, чулки, оголовье, перчатки — вылетел из седла и тяжело грохнулся на сухую землю. Его соперник, остановив коня, торжественно потряс сломавшимся от удара копьем и совершил почетный круг по огороженному ристалищу. Поверженного торопливо унесли, оставив зрителей гадать — жив он или нет.

Сэр Мишель сидел на трибуне хмурый — ему тоже досталось. По жребию турнира он вышел одним из первых, противником рыцаря оказался шевалье с юга Франции, каковой и отправил молодого Фармера в кратковременное бессознательное состояние, последовавшее сразу за падением с лошади. К счастью, никаких серьезных повреждений не случилось, так, несколько синяков и уязвленное в очередной раз самолюбие.

— Костоломная забава, — комментировал восседавший рядом Гунтер. — Нет, я понимаю — благородное искусство, удаль, сила, желание прославиться… И все равно не могу принять таких развлечений. Сегодня уже шестерых покалечили.

— Коли не понимаешь и не принимаешь, молчи, — огрызнулся Фармер. — Самому-то небось страшно выйти?

— Страшно, — кивнул германец, с интересом наблюдая, как вызывают новых поединщиков. — Пойми, голову тебе могут проломить и в Святой земле, так зачем рисковать сейчас? К тому же я не умею.

— На турнирах приобретаешь необходимый опыт, — наставительно сказал сэр Мишель. — Чем чаще сражаешься с благородными дворянами, тем лучше будешь воевать с неверными.

— У сарацин тактика другая, — отозвался Гунтер. — Нет у арабов тяжелой конницы. Налетели, ударили, удрали. Потом еще несколько раз подряд, пока не измотают противника.

Рыцарь замолчал, Гунтер продолжал смотреть за поединками. На подобном представлении он находился впервые и было интересно взглянуть, как же выглядят настоящие рыцарские бои.

В романах о Средневековье — по крайней мере, у Вальтера Скотта — турниры эпохи двенадцатого века описывались красочно, но не совсем достоверно. Лет через сто или сто пятьдесят действительно появятся трубы, разряженные герольды, тяжелые кованые доспехи с глухими шлемами, на которые крепилась уйма украшений и турнир станет красивым, пусть и небезопасным, зрелищным представлением. Здесь все происходило гораздо проще.

Вообще-то традиция турниров пошла еще с римских времен, а вездесущие скандинавы, разбредшиеся много лет назад по всей Европе и осевшие на новых землях, добавили в нее свои особенности. В эпоху до Вильгельма Завоевателя, то есть всего сто лет назад, турнир представлял собой отнюдь не куртуазный спектакль, а настоящую кровавую бойню.

Представьте только: в поле перед замком (зрители стоят на стене, во избежание того, чтобы их не затоптали внизу) выстраиваются два отряда до пятидесяти человек числом, а затем начинается драка стенка на стенку. Господа рыцари гвоздят друг друга чем попало и куда попало, победителем чаще всего объявляется выживший, а тех, кому не подфартило, несут в церковь отпевать. Количество погибших и покалеченных в таком, с позволения сказать, турнире, достигало столь внушительных размеров, что благородному сословию всерьез грозила опасность полнейшего истребления.

Во избежание постоянных и непоправимых потерь среди дворянства дикость, варварство и несдержанность норманнов пришлось уравновешивать созданием турнирных правил. В разных странах они были разные: где-то запрещались конные поединки, в другом месте противники могли бороться только «до первой крови» или «до признания поражения», иногда разрешалось драться вовсе без оружия — вариант кулачного боя. Но бойцы все равно гибли. Достаточно вспомнить смерть на турнире в Париже принца Годфри, третьего сына короля Генриха и старшего брата Ричарда.

В начале века, когда уже установились непреложные кодексы поединков, соблюдавшиеся всеми, кто носил шпоры и герб, в Европе возник новый персонаж, плавно перекочевавший из дешевых кабаков и с проселочных дорог в напыщенные и слезоточивые поэмы трубадуров: Странствующий Рыцарь.

Увы, эти шевалье отнюдь не спасали благородных девиц от разбойников или злых колдунов, уж точно не охотились на драконов за отсутствием таковых (последнего, говорят, угрохал знаменитый по «Песне о Нибелунгах» Зигфрид Нидерландский еще во времена Меровингов) и вовсе не искали Святой Грааль. Происходили странствующие рыцари из бедных семей или оказывались ненаследными младшими сыновьями. Легендарный герой Средневековья, вошедший в предания и баллады благодаря романтической фантазии менестрелей, попросту зарабатывал деньги.