Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

Наконец, отец Колумбан решил вмешаться, как и обещал, прошел к лестнице и, приняв запоздалые приветствия, тихо проговорил:

— Сын мой, позволь мне перемолвиться с тобой парой слов наедине.

— Хорошо, — после некоторого раздумья согласился барон Александр, бросив на Мишеля тяжелый взгляд. Пропустив отца Колумбана вперед, он поднялся вслед за ним наверх. Заскрипели потолочные доски, и стукнула дверь.

Некоторое время сэр Мишель и Гунтер молча стояли посреди зала, в окружении вальяжно расположившихся на полу собак, потом Гунтер осторожно спросил:

— Думаешь, у него получится?

— Наверное, получится. Святой Колумбан его уговорит, — самоуверенно сказал сэр Мишель и опустился на скамью. Гунтер вздохнул, отошел к стене и принялся разглядывать гобелены, пытаясь угадать, что же на них было вышито изначально. Обойдя по периметру весь зал, он посмотрел на часы — прошло уже полчаса, с тех пор как барон Александр удалился с отшельником.

Между тем, в зале шли приготовления к обеденной трапезе. Сновали слуги, вежливо, но с некотором холодцом кланялись сэру Мишелю, мигом принявшему до отвращения спесивый вид. Стол протерли влажной тряпкой, поставили глиняные кувшины с вином, серебряные кубки, широкие блюда со стертой чеканкой, круглые караваи хлеба.

«Если так дальше будет продолжаться, — подумал Гунтер, с ужасом ожидая выноса жаркого, — то я скончаюсь тут в муках голода… Ну, сколько можно…»

Наконец, наверху вновь хлопнула дверь, проскрипели доски и на верхней ступени всхода возник улыбающийся отец Колумбан. Сэр Мишель вскочил и, увидев его сияющую физиономию, вопросительно поднял брови.

— Подойди сюда, дитя мое! — возгласил отшельник таким радостным голосом, что слуги недоуменно обернулись. — Господин барон желает говорить с тобой.

На нетвердых ногах сэр Мишель поплелся к лестнице. Когда он проходил мимо Гунтера, тот с ехидцей шепнул рыцарю:

— Бить будет…

Прошло еще минут двадцать, за это время отец Колумбан, приметив, что Гунтер едва не валится без сознания, прогулялся на кухню и, притащив ему блюдо с копченым мясом, усадил за главный стол, слева от хозяйских кресел. Осмелевший от дружеской заботы святого отшельника германец, ни у кого не спросив, выбил затычку из первого же кувшина с вином и до краев наполнил кубок, до которого сумел дотянуться.

— Надеюсь, барон не убьет свое дитя? — с набитым ртом осведомился Гунтер у отшельника.

— Ешь-ешь, не отвлекайся, — поморщился пустынник. — Ничего с твоим Мишелем не сделается. Покричат друг на друга, потом младший начнет хвастаться своими липовыми подвигами, а барон станет жаловаться на неустроенность хозяйства. Эта мистерия знакома мне до отвращения, честно признаться. Второй год наблюдаю.

Гунтер, опростав сосуд, налил по новой, позабыв предложить вина отцу Колумбану. Да тот, впрочем, и не настаивал. Вино, между прочим, было молодым, оттого кислым да вдобавок отдавало корицей.

— Хорошо быть святым, — вздохнул германец, опьяневший мгновенно — длительное воздержание от хорошей пищи давало себя знать. — Любого барона уломать можно. Вы, патер, часом, не пробовали королей… тем же манером?

Отец Колумбан снисходительно улыбнулся, глядя на мечтательно уставившегося в потолок Гунтера, чьи глаза уже не могли толком остановиться на одной точке, и спокойным тоном произнес:

— Так на то мы, святые, и нужны. В сущности, какой я святой? Так, скрипим помаленьку… А у тебя время будет — заходи, есть что обсудить.

— Зайду, — пьяно буркнул Гунтер, размашисто кивнув.

Набив желудок до отказа и осушив второй кубок (каждый не менее полулитра, как показалось), германец начал было задремывать, совершенно позабыв, где находится, кто здесь хозяин и что сталось с его собственным рыцарем. Тогда-то за спиной послышались тяжелые шаги барона Александра. Чуть позади шел сэр Мишель, утирая нос, как обычно, рукавом снизу вверх.

Гунтер обернулся, резко вскочил, едва не повалившись на спину, но его опять-таки не заметили. Лишь отец Колумбан, ударив ладонью по плечу, безмолвно приказал сидеть и не рыпаться.

Барон Александр остановился возле своего кресла, обернулся на сэра Мишеля, помолчал немного, оглядывая сына с ног до головы слегка насмешливо — дескать, свинья свиньей, а не баронский отпрыск — и, наконец, произнес:

— Ступай омойся. В бочке. Как следует. И переодеться не забудь, а то несет от тебя, как от козла… Раньше за стол не сядешь. Отец Колумбан, налейте-ка себе и мне вина.

Сэр Мишель развернулся на каблуках и едва не в припрыжку выбежал из башни, сразу же направившись к кухне.

— Воду грейте! Я мыться буду! — закричал он прямо с порога. Один из слуг, удерживающий на руке огромное серебряное блюдо с зеленью, пробираясь к выходу, вздрогнул от неожиданности, посудина накренилась, и все, что на ней было высыпалось на земляной пол.

— Ах, ты… ваша, черт возьми, милость! — вскричал слуга и в сердцах швырнул блюдо на пол. — Нельзя ж так врываться-то!

— Прости, Робер! Я сейчас все соберу! — сэр Мишель опустился на колени и стал усердно ползать по полу, хватая испачканные в грязи зеленые веточки кинзы и укропа, причем больше топтал, нежели клал на блюдо.

— Подите, подите отсюда, сударь! — Робер бесцеремонно отстранил баронета и, кряхтя, нагнулся, бережно подбирая любимое угощение барона Александра. — Мы, сударь, сами уж справимся, а то вы, чего доброго, заново бед натворите!

Пожав плечами, сэр Мишель, слегка сконфуженный, вышел из кухни во двор. Ну вот, как всегда, не успел дома появиться, и мигом напакостил. И ведь не нарочно, Бог видит! Просто так получается…

В ожидании, пока согреют воду в котле да выкатят бочку, в которой хозяева обычно купались в теплое время года прямо во дворе, сэр Мишель присел возле порога кухни на траву, прислонился спиной к теплой, выбеленной солнцем деревянной стене и начал вспоминать разговор с отцом, рассеянно следя за бродившими перед кухней курами. Несколько мохнатых дворовых собак моментально подбежали к нему, стали тыкаться носами в ладони и подпрыгивать, норовя лизнуть в губы. Возившиеся неподалеку в пыли детишки в замызганных рубашонках, вскочили было, приготовившись к бегству, но, видя, что господин не обращает на них внимание, остались стоять, глядя на него во все глаза, полураскрыв перепачканные соком каких-то ягод рты.

Собственно, разговора-то особого и не было. Батюшка с наигранной тоской выслушал несколько историй о чудесных приключениях сэра Мишеля, поименовал сыночка «олухом», обреченно махнул рукой и сказал:

— Пойдем обедать, наследничек. Честное слово, тебе давно пора заняться делом. Все люди как люди… И вообще, кажется, ты уже полгода собираешься поехать в Марсель, к Ричарду!