Валерий Елманов - Крест и посох

Когда речь зашла о налогах и дворский на ухо пояснил Константину, сколько после первых пяти необрочных лет обычно принято брать со смердов дань, то на ходу пришлось все переиначивать.

Да и с судом тоже внес изменения.

Не нужны вольному народцу ни тиуны, ни прочие волостели. Есть уже избранный ими Эйнар, его и довольно. Если кого возьмет себе в помощники, потому что одному навряд ли удастся управиться со всем, — его дело.

Правда, вершить все надлежит не только с учетом их обычаев, но и приноравливаться к местным, не без того. Но тут им на первых порах поможет вирник Сильвестр, растолкует, что да как.

Ну а коли возникнет спор с кем-либо из купчишек, ремесленников или прочих из числа местных, то здесь вершить все князю, который обязуется в обиду их не давать, от утеснений защищать, хотя и потакать тоже не станет, ибо есть еще и Русская Правда, коя одна для всех, живущих на русской земле.

Но хотя Константин окончательно охрип, да и остальные изрядно осипли, но полностью всех убедить в том, что самый лучший выход заключается в том, чтобы остаться здесь, не удалось.

К утру Эйнар положил конец уговорам и дебатам и при неярком свете разгорающейся зари объявил начало голосования.

Оно было простым.

Те, кто отплывал дальше в поисках призрачного счастья, становились по левую руку от сына Гуннара, а те, кто выбирал Ожск, шли под правую.

Как только Эйнар дал команду разделиться, шустрый Викинг, пока не опомнились, потащил нескольких колеблющихся из числа тех, к чьему мнению прислушивались многие, под правую руку ярла.

Тут же вслед за ним к остающимся в Ожске направились Тура, Борд и все их немалое семейство: сыновья Туре Сильный, Турфинн Могучий и Тургард Гордый и три дочери — Турдис, Турдунн и Турхильд.

Увидев такую многочисленную процессию, многие из пребывавших в сомнении также пошли за ними, включая добрый десяток парней, которые явно строили далеко идущие планы в отношении крепких и статных дочерей Туры.

Спустя десять минут, когда все окончательно угомонились, Константин увидел, что плыть дальше решили всего-то около полусотни, зато остались с полтысячи, среди которых можно было насчитать около трех с половиной сотен здоровенных, крепких мужиков — все-таки большинство на ладьях составляли именно они.

«Вот тебе и дружина готова, — радостно подумал он. — Да не из числа тех, кто больше привык щупать крестьянок и заниматься мародерством, вволю нахлебавшись хмельных медов. Эти все закаленные битвами, не один раз уже рубились, знают, что почем».

Окончательный уговор был прост — землю им князь дает, лес тоже. За лето дома они себе справят. Зерно, чтоб засеять поля озимыми, князь тоже выделит, да и скот даст. Пусть тоже не излиха, но и не скупясь.

Ну а все остальное сами, чай, не маленькие.

Случись же что — немедленный сбор и полная готовность к выступлению через два часа после извещения.

Теперь выходило, что к следующему году ожский князь предстанет перед своим братцем уже далеко не безоружным, целиком зависимым от боярских дружин.

А то, что в схватке любой из них стоит двоих, — видно с первого взгляда.

И тако злоба лютая ко всему люду христианскому у оного нечестивца в груди пылаша ярко, аки пламя адово, что не восхотеша он середь смердов воев брати, а пригласиша варягов и, златом-серебром осыпаючи так, чтоб мечи их златом по рукоять засыпаны бысть, улестил поганцев, у коих и крест на наш православный не похож вовсе, в свою дружину идти.

И земель надаваша им без меры, тако же скотины разной и зерна для посева.

И шли ко князю светлому люди разные, а слава его столь велика бысть, что из-за моря-окияна студеного народец стекался в дружину Константинову.

И хоть бысть о ту пору на Руси князи, у коих гривен водилося без счету, но рекли они тому ж Ярославу Всеволодовичу тако: «Аже хотим того князя, кой душою чист да помыслами светел. Твое ж сердце черно и злоба в нем горит, посему не люб ты нам. А слыхивали мы, что есмь в Ожске — граде малом, княже Константин Володимерович, кой из истинных богатырей Руси. Так ты нам к нему путь укажи».

И яко ни полыхала злобою душа Ярославова от зависти лютай, одначе ничего он не смог поделати и яко не улещал их, стояша сии воины на своем, а посему отпустиша он их и с миром и даже проводника дал, дабы тот указаша путь к Резанскому княжеству, где середь тихих дубрав княжил Константин Володимерович.

А егда те пришед в Ожск-град, то рекли тако: «Славен ты еси, княже премудрый, и слава твоя не токмо по всей Руси ширится, но и до нас дошед. Потому и послужить тебе ныне желаем мечами своими звонкими».

Он же рек им: «За звон веселый столь же веселым звоном гривенок платити потребно, а их у меня в скотницах вовсе нетути, ибо все они на богоугодные дела ушед».

И тогда Эйнар-воевода со дружиною тако ему рекли: «Вот посему и прими нас к себе, ибо не надобны нам гривны звонкия, ибо такому боголюбивому богатырю, яко ты, мы и без них служити за честь великую почитаем».

Немалую роль сыграла для ожского князя и удача.

Константин, долгое время не имеющий достаточно надежной дружины и опасающийся соседей-князей по Рязанской земле, в одночасье сумел усилить свои позиции, перехватив довольно-таки крупный отряд норвежцев, направляющийся по традиции в Царьград.

Почему случилось так, что они пошли служить именно к Константину?

Действительно странно, ведь летописец указал, что до него на их пути попадались значительно более именитые князья.

Чего стоит один только Ярослав. Будучи сыном Всеволода Большое Гнездо и братом великого князя Владимирского Константина, несомненно, он был намного богаче ожского князя, а следовательно, мог предложить куда больше серебра.

Мы допускаем, что в какой-то мере тут сказалось красноречие, которым полгода назад Константин обворожил правителей Переяславля Рязанского.

Однако если брать в целом, то, думается, это еще один случай, когда летописи доверять не стоит. Скорее всего, Константин оказался первым, кто сделал им подобное приглашение, вот и все.

Нам же остается только порадоваться за ожского князя: на голом месте в один день Константин приобрел, согласно дошедшим до нашего времени спискам, триста двадцать семь хорошо обученных и опытных в боях дружинников.

Тем самым он одним махом выбился в число наиболее сильных в военном отношении владетелей в Рязанском княжестве.

К сожалению, неизвестно, сколько он на самом деле платил варягам, поскольку не можем же мы верить Пимену, утверждающему, что они практически ничего не получали за службу.