Мария Чепурина - На самом деле

— Какая конференция сейчас! — вздохнул начальник. — Факультет того гляди загнется. Видел, нет, какие материалы поступили? Это просто ужас! Девять из десяти — полнейшая бредятина, совсем в стиле твоего однофамильца. Масоны, тамплиеры, заговор сионских мудрецов… «Китай» — от слова «кит», боснийцы — это византийцы, Петров Первых было семеро — шпионы разных стран. Тьфу! Словом, не трави мне душу. Ты почему спросил?

— Да вот, Иван Евгеньевич, мне пришла в голову следующая идея. Может, нам продлить срок подачи заявок? Вновь разослать приглашения? И всем объявить, что мол, будет такой выдающийся съезд лжеисториков. В смысле, новых историков?

— Это зачем это?

— Ну, представьте, что будет, когда эти все сумасшедшие сойдутся вместе и будут нести ерунду! Позовем телевидение! А? Понимаете?

— Кажется, да! — Иван Евгеньевич расплылся в улыбке. — Слушай-ка, а план-то неплохой! Глядишь, нам под него и грант дадут, при нынешних порядках-то! Вот развернемся! Да, чувствую, запомнится надолго.

— И подвоха, главное, не видно!

— Да-да, мы ничем не рискуем! Ох, Андрей, это мысль! Я, пожалуй, займусь этим прямо сегодня!

— А о чем вы мне хотели сообщить? — напомнил аспирант.

Начальник погрустнел.

— Такое дело… Похоже, нет у тебя больше оппонентов. Первый сообщил, что не приедет, потому что очень занят, а второй уволен и лишен научной степени.

Андрею показалось, что мир рушится. Опять пришли на ум таблетки. Столь несчастным, он, пожалуй, не был с тех пор, как закончил археологическую практику.

— Не бойся, все у нас получится. Похоже, я отыскал человека вместо них. Напишет тебе отзыв, все в порядке. Алексеев из Саратова. Есть адрес, телефон — договоритесь. Только вот…

— Что?

— Надо будет заново оформить все бумаги. И послать поправки к автореферату. Сколько адресов в списке?

Экзамен по истории России был назначен на восьмое января, но так как календарь недавно поменяли на юлианский, третьекурсники замучили и друг друга, и деканат звонками: «По какому стилю?». Получив ответ: «По новому», опять не понимали: «Новый это тот, который старый? То есть, после девятьсот семнадцатого года? Или новый-новый?»

Дума нового созыва, почти полностью состоявшая из националистов, приняла много новых законов. В последнее время вновь стало популярным слово «революция». Хотя по телевидению, особенно центральному, его не произносили: слишком уж нерусское. Борьба за чистоту наречия, расправившись с «риэлтерами», «брендами», «консалтингом» и «пиплом», перешла на новый уровень. Теперь многим не нравились слова «шпагат», «парламент», «штангенциркуль», «коммунизм» или даже «почтальон». Речь новых депутатов и пропагандистов перемен порой звучала так, как будто их спичрайтером (свят, свят!) был Нестор-летописец. Публика поэтому не очень понимала содержание этих выступлений, но, как говорится, не грузилась. Разве раньше кто-то понимал то, что несут начальники?

Марина пришла на экзамен в одежде, приносившей ей хорошие оценки еще со времен средней школы. Пришла за полчаса — всегда так делала. Вблизи аудитории уже толклись товарищи, решая, кто из них заходит первым. Что ни говори, а сессию Марина все-таки любила. Только во время сессии небо было вправду голубым, снег — белым, воля — сладостной, а будущее, начинавшееся после ненавистного экзамена, — прекрасным и счастливым. Царила атмосфера приключения, экстремальной авантюры, игры, риска. Близкая опасность сплачивала группу, чувствовалось братство. Было здорово, когда тебя встречают после сдачи с разными вопросами, сочувственно, заботливо. К тому же однокурсники-ребята приходили на экзамен в галстуках, красивыми, нарядными — Марине это очень, очень нравилось.

До начала испытания студенты разделились на две группы. В первой было больше умников. Вторая собрала народ простой, в аспирантуру не стремившийся. Марина подошла сперва к одной, потом к другой. Везде послушала.

Первая группа обсуждала монархию. Ее возвращение произошло так быстро, неожиданно и вместе с тем закономерно, что никто пока что не сумел его осмыслить. Дума заявила импичмент Президенту. А ведь все так долго считали, что подъем национализма выгоден именно ему! Потом всего за один день отменили Конституцию. Законы принимались так стремительно, что одни заговорили о ленинских годах, другие стали сравнивать выпавшее им время с периодом перестройки. Да каких только исторических параллелей не приходило на ум! Чем больше аналогий приводили студенты, тем яснее становилось Марине, что ей выпала судьба жить в воспетую Тютчевым и проклятую древними китайцами эпоху перемен.

Какой-то странный тип, не так давно возникший на экране телевизора и громко заявлявший, что является потомком чудом спасшегося царевича Дмитрия, стал кумиром новой Думы. И вчера Дума постановила возвратить потомкам Рюрика власть, утраченную в эпоху заблуждения русского народа. Через две недели патриарх планировал венчать Дмитрия Первого на царство. Кое-кто из однокурсников приветствовал монархию. Другие сомневались, но помалкивали.

Во второй компании обсуждали шпаргалки. Годы обучения не прошли напрасно: в сравнении со школой, где обычно ничего, кроме бумажки в рукаве или в пенале, не придумают, студенты демонстрировали бурную фантазию и живость интеллекта. Первый нацарапал шпаргалку «мертвым» стержнем на листочках, предназначенных для черновиков, и планировал таращиться на белую бумагу, разбирая на ней выдавленные буквы и не рождая подозрений у доцента. Второй побывал в универе за день до экзамена и начертал все заветные даты на парте. Теперь он ходил и просил никого не садиться на пятую среднего ряда, объясняя, что это — его, и грозя страшной местью тому, кто обманет. На всякий пожарный шпаргалки на парте студент написал по-английски. Но эффект от его просвещенности и силы разума мерк по сравнению с девушкой, знавшей китайский язык. Ее маникюр показался бы изыском праздной фантазии, капризом поклонницы моды, украсившей ногти крючками иероглифов, если бы не был компактным рассказом о русско-турецкой войне.

— А ты что? Все помнишь? — спросила Марину подруга.

— Не видишь, я вышила буквы на свитере? Ну-ка, прочти их столбцами не слева направо, а справа налево.

Марина запомнила все, кроме места в Турции, в котором заключили договор о дружбе с русскими. Поэтому на собственной груди она и вышила, конечно, зашифрованно: Ункяр-Искелеси.

Арсений Алексеевич, как всякий молодой преподаватель, старался спрашивать строго. Лекций он у третьекурсников не читал. Преподаватель, который читал им лекции, уволился. Поэтому экзаменатор не был предубежден против студентов, которые не ходили на занятия весь семестр, или играли на галерке в подкидного, или выходили во время лекции за стаканом кофе к автомату в коридоре.