Вадим Сухачевский - Иная сила

— Да, они, — вздохнул Литта.

Фон Штраубе тоже взял стилет и провел пальцем по клинку… Но Боже! Что это?.. Так не могло быть!..

Он с подозрением взглянул на комтура, но говорить ничего не стал, ибо окончательной разгадки все-таки у него еще не было…

Между тем Бурмасов, возвращая Коростылеву стилет, сказал:

— Служба-то она – да! Служба!.. Но тебе, как я предполагаю, не больно-то хочется нашего общего друга Карлушу туда доставлять.

— Еще чего – чтоб хотелось! — возмутился даже сержант. — Из-за какой-то собаки – своего ж брата дворянина!.. Да и сам я свидетель, что барон его не убивал, — когда мы тот вертеп покинули, живехонький лежал этот боров!.. А кабы даже ненароком и убил – так, во-первых, за дело, а во-вторых, мне же тем немалую услугу оказал.

— Какую еще? — не понял Никита.

— Так ведь Мюллерша теперь законная вдова. А боров убиенный, царствие ему… Тьфу ты, какое там Царствие! Уже небось в аду угольки под него подгребают… Однако наследство ей оставил немалое – дом в Петербурге, добра множество, денег тысяч под сто да еще деревеньку в Псковской губернии прикупил на полтораста душ. И вдовушка молода, ласкова, собой хороша; на такой бедному дворянину жениться сам Господь велел.

— Видишь, Исидор, — сказал Бурмасов укоризненно, — и при том ты Карлушу собираешься в застенок вести.

— Ну, — слегка усмехнулся сержант, — вести – еще не значит довести. Пусть меня по дороге пристукнет, только не шибко, — и ходу! А те двое бегают плохо, я нарочно таких подобрал, и велел им ружья не заряжать, так что скроется наш Карлуша совершенно благополучно.

— Тебя ж из полка выключить могут за то, что упустил, — сказал князь.

Коростылев беззаботно махнул рукой:

— А пускай выключают. Чем такая служба собачья – лучше на Мюллерше женюсь… Малость обидно, конечно – уже до сержанта дослужился; глядишь, эдак в офицеры к скорому времени… Ну да ладно, — снова же махнул он рукой, — Бог не выдаст – свинья не съест!

— А вот мы тебе, Исидор, сейчас подарок сделаем, — с улыбкой сказал князь. — Чтоб и Бог тебя не выдал, и свинья не съела, и чтоб ты честь свою дворянскую Карлушиным арестом не запятнал.

— Это как же ты мыслишь? — удивился Коростылев.

— Да очень просто. Вот тебе барон Карл Ульрих фон Штраубе! — Никита указал на связанного злодея. — Берите его и тащите куда требуемо. Только, не дай Бог, не развязывайте – здоровущий больно, можете и не управиться втроем.

— А как он заговорит да скажет, что не фон Штраубе вовсе? — усомнился сержант.

— Ну уж это навряд ли, — расхохотался князь. — Чтоб сказать, язык надобен, а языка у него как раз и нет.

Все понявший Коростылев мигом снова превратился в служаку-сержанта.

— Насчет языка, господин прапорщик, ничего велено не было. Велели доставить барона; а уж с языком или без – о том никто не говорил. Велено было – живого или мертвого!

— Даже лучше, коли мертвого, — вставил комтур Литта.

— Лучше – стало быть, лучше, — с пониманием отозвался сержант.

В глазах у безъязыкого злодея наконец появился подлинный ужас. Он что-то отчаянно прохрипел, но Коростылев, не обращая внимания на этот хрип, уже кликнул солдат из прихожей:

— Эй, ребята, заходи! — И когда гвардейцы снова вошли в залу, указал им на связанного: – Вот он Карл Ульрих фон Штраубе. Берите его.

— Зело опасен, — подсказал князь. — Предполагаю, участник пугачевского бунта.

— Коли так, — приказал Коростылев, — зарядить ружья! — После того как солдаты выполнили приказ, добавил: – А ноги ему развяжите – не тащить же на себе эдакую колодину… — И добавил еще, когда ноги у того были освобождены: – А бежать, шельма, вздумает – вы, полагаю, знаете, что с ружьями со своими делать.

— Пускай попробует…

— Ужо от меня не убежит, — подтвердили те, вставляя в ружья сухие фитили.

— Честь имею! — отсалютовал Коростылев. — Ведите его, ребята.

Связанного по рукам негодяя поставили на ноги. Он упирался, что-то мычал и вращал глазами, но один из солдат хорошенько стукнул его прикладом промеж лопаток, тот замолк и покорно поплелся к дверям.

Когда они ушли, комтур Литта проговорил с некоторым сомнением:

— Как бы ему перо и бумагу не дали – он, злодей, эдакого про нас про всех понапишет…

— Еще надо, чтоб довели живого, — беззаботно отозвался князь, — в чем у меня изрядные сомнения. Я слыхал, у одного из этих двух измайловцев, у Феди Гринева, родной дед, капитан Миронов, и бабка от пугачевских приспешников мученическую смерть претерпели. Так что скорее может статься – не доведут…

— Ну, если так… — сказал комтур.

— Что до меня, — продолжал князь, — то я больше Карлушиной судьбой обеспокоен. Вон какая охота на него пошла со всех сторон! А посему…

— Что же? — спросил фон Штраубе.

— А то, друг мой дорогой Карлуша, что спрятать до времени тебя хорошенько надо, — заключил Бурмасов. — И я, кажись, даже знаю где… И для дела, о котором говорили с тобой давеча, места не сыскать лучше.

— Это где же?..

Бурмасов, однако, впрямую отвечать не стал – видимо, из-за присутствия комтура.

— Главное тут – посланьице одно передать, — сказал только он. — Задача нелегкая, но у гвардейского офицера везде найдутся друзья… Да ходить далеко не надо. Христофор, — обратился он к Двоехорову, — ты нынче проверяешь караулы во дворце?

— Ох-ох-ох! — подскочил тот. — Уже надобно поспешать!

— Вот и прекрасно! — заключил князь. — Только задержись еще на минутку-другую. Давай-ка, друг, пройдемся в мой кабинет…

Из газет

…через день после потопа в зверинце скончался уже полюбившийся публике африканский единорог, за коего было уплачено хозяином 800 рублей. Во время наводнения южный зверь сильно продрог, и с целью лечения было ему дано ведро водки. Однако именно отравление ею, как утверждает лейб-ветеринар г-н Жан Ботье, и послужило окончательной причиной гибели животного.

…После потопа на мостовой было обнаружено бездыханное тело известного лекаря, домовладельца и участника франкмасонской ложи Франца Мюллера. Однако причиной смерти явилась не водная стихия, а вонзенный ему в сердце кинжал. По осмотре на сем кинжале оказался герб Мальтийского ордена и имя владельца: барон фон Штраубе.

Для выяснения предприняты оного барона поиски…

…Полицейской частью был захвачен Штраубе, подозреваемый в убиении лекаря Мюллера.

Тут явно вышла ошибка, ибо сей Штраубе, семидесяти лет, оказался вовсе не бароном, а известным уже давно купцом из Риги Иоганном Штраубе, часто наезжавшим в Санкт-Петербург по торговым делам.

Однако, покуда шло выяснение, Иоганн Штраубе скончался в Василеостровском остроге, оставив сиротами осьмерых детей.