Кирилл Кириллов - Земля Великого змея

Фальконеты, полуфальконеты и пушки темнели жерлами в обложенных мешками с песком носовых гнездах. Рядом белели стеганые доспехи артиллеристов, поблескивали кирасы и шлемы абордажных команд. Возле поворотных станин с переоборудованными под стрельбу гарпунами орудиями суетились инженеры.

На суше испытания прошли удачно — пущенный в дерево гарпун застревал так, что его можно было только вырубить топором. А вот к качке и ветру надо еще приспособиться.

Хмурый Кортес наблюдал с юта [67] Кормовая надстройка. флагмана за маневрами кораблей в короткую подзорную трубу.

Эскадра уже третий день бороздила воды мешикского озера, а врага все не было. Местные жители, завидев мощь испанского флота, спешили убраться в своих лодках восвояси. Змей затаился где-то в мутных глубинах, а может, и совсем ушел из озера через тоннели, по которым попадает в него морская вода.

От безделья люди расслабились. Сытая, хорошо укомплектованная, готовая к бою флотилия постепенно стала напоминать банду обленившихся мародеров. Перед самым отплытием случились и еще несколько больших неприятностей. Вернувшись из похода на Шальтокан, капитан-генерал наконец решился поговорить с доньей Мариной. Пытался рассказать ей, как она ему дорога. Кричал, что убьет ее и любого, кто посмеет к ней притронуться. Метался в бессильной злобе от окна к кровати. И не добившись ничего, кроме холодного, постепенно переходящего в ненавидящий взгляда темных глаз, хлопнул дверью так, что послетали со стен венки из живых цветов.

Вторая неприятность чуть не подкосила всю армию. Большой друг губернатора Кубы Диего Веласкеса Антонио де Вильяфанья и десятка два людей из команды Нарваэса, не захотевшие уйти, когда было предложено, а теперь пожалевшие о своем решении, устроили заговор. Их целью было убить Кортеса. Подгадав под приход очередного корабля, заговорщики хотели передать капитан-генералу якобы недавно полученное письмо от короля Карлоса. И когда он станет его читать, собрав вокруг себя верных соратников, наброситься и всех заколоть. Роли распределены были до мелочей: к кому перейдет командование, кто на какие посты будет назначен, как будут распределены золото, кони, весь скарб.

Но Сеньор Бог не допустил злодейского дела, грозившего испанской короне не только смертью подданных, но и полной потерей Новой Испании. Один из посвященных в заговор солдат возболел совестью и за два дня до рокового срока сообщил обо всем Кортесу. Тот немедленно собрал предназначенных на закланье капитанов: Педро де Альварадо, Франсиско де Луго, Кристобаля де Олида, Гонсало де Сандоваля, Андреса де Тапию, а также несколько десятков солдат, в которых был доподлинно уверен, и изложил им все дело. Они схватили оружие и немедленно направились к стоянке Вильяфаньи, коего и схватили среди его друзей-заговорщиков. Однако многие все же успели бежать. Кортес лично нашел у Вильяфаньи их список, прочитал и убедился, что в нем много видных людей. Не желая предавать их имя позору, капитан-генерал впоследствии уверял, что Вильяфанья проглотил список в момент ареста, но Олид, Альварадо и другие все знали и были подавлены предательством.

Суд собрался немедленно. Вильяфанья не отрицал своей вины, и многие вполне достоверные свидетели подтвердили ее. Его осудили на повешение, и приговор был немедленно приведен в исполнение. Другие участники натерпелись страха, но их пощадили, ибо время было не такое, чтоб разбазариваться даже посредственными бойцами. Кортес старался их не обидеть словом или взглядом, но доверия, конечно, уже испытывать не мог. С этого момента его всегда, днем и ночью, окружала дюжина телохранителей, все люди надежные и верные.

Щелчком сдвинув трубу, Кортес жестом подозвал Альварадо.

— Сеньор, — поделился он своими сомнениями. — Уже несколько дней мы пребываем в абсолютном безделье. Его необходимо прервать.

— Да, сеньор, — щелкнул по козырьку мориона адмирал эскадры. — Матросов я отправил чинить снасти, драить медные детали. Артиллеристы возятся у орудий. Стрелки полируют ложа своих аркебуз, это их отвлекает. Но вот что делать с идальго из штурмовых команд, ума не приложу. А это самые опасные головорезы.

— Может быть, высадить десант на один из островов? Взять штурмом какую-нибудь укрепленную деревню?

— Везде отмели, в них проделаны лишь узкие проходы. Без лоцмана или карты подойти на пушечный выстрел мы вряд ли сможем, а ялики с десантом попадут под град стрел. К тому же за любым островом может оказаться флотилия лодок, доверху заполненных мешиками.

— А помните, когда мы были в городе, дон Гонасало де Вилья, упокой Господь его душу, говорил, что, кроме нескольких источников на островах, вся иная пресная вода поступает по акведуку, тянущемуся к столице от горного озера?

— Да, припоминаю.

— Может быть, нам нанести удар в этом месте? Отрезать город от источников воды, а заодно разрушить пару мостов на дамбах, чтоб мешики не смогли подвести к столице припасы.

— А лодки? — спросил Альварадо. — За всей поверхностью озера мы углядеть не сможем, все равно кто-то да прошмыгнет в город.

— Прошмыгнет, это не страшно. Главное, что основную артерию Куаутемоку мы пережмем.

— Но как мы порушим такую махину, ядрами ее дня три ковырять надо, чтоб обвалилась.

— Мы можем высадиться на остров и заложить под опору пороховые заряды. Или сколотить несколько плотов и, подпалив фитиль, отправить бомбы вплавь.

— Что ж, до заката еще далеко. Через пару часов мы вполне можем бросить якоря на траверзе Текопана, а к утру, взорвав перемычку на дамбе, выйти к водопроводу.

— Так тому и быть, — решил капитан-генерал и снова погрузился в мрачные раздумья. Его неотрывно преследовал образ слуги с востока, появившегося в их лагере вместе с Рамоном де Вилья. Хоть тот и не встречался капитан-генералу с ночи покушения, но не шел у Кортеса из головы.

Солнечный лучик погладил щетинистую скулу, пощекотал ноздрю, запутавшись в ресницах, напугался, дернулся. Мирослав вздрогнул и проснулся. Потер кулаками глаза. Сонно мигая, поправил на руке пропитанную горьким соком какого-то лечебного растения тряпицу, пятерней расчесал бороду. Сбросил ноги с вделанной прямо в стену каменной койки с тонким матрацем. В сотый раз смерил комнатку шагами. Посмотрел на вентиляционное окно, откуда струился в темницу слабый свет, и вздохнул.

В молодости ему приходилось сиживать в узилищах да острогах. В холоде, голоде, ледяной воде. Есть плесневелый хлеб, кормить собой злой северный гнус. Но этот навевал на него какую-то особую тоску. Ведь тепло, солнце, свобода так близко. Видит око, да зуб неймет. Хорошо хоть, из давешнего сырого мешка перевели в более сухое место и к палке не привязали.