Кирилл Кириллов - Земля Великого змея

Агильяр просунул птичью руку сквозь прутья и ухватил мешика за жирное предплечье. Тот одним движением стряхнул пальцы и замахнулся. Книжник отпрянул в глубь камеры, но говорить не перестал. Голос его становился все настойчивей, убедительней. Тюремщик некоторое время вслушивался в птичий щебет бывшего монаха, потом обернулся и опять подошел к Ромке. Снова пробежал безучастными глазами по едва различимой в свете факела фигуре и потянулся за ключами. Ромкино упавшее было сердце вновь воспрянуло и погнало по жилам кровь, густо замешанную на горячке предстоящей битвы.

Чтоб не спугнуть мешика, он отступил подальше от решетки и нарочито покорно склонил голову. А потом даже присел на тюфяк. Громыхнув массивной связкой ключей, мешик вошел в камеру, заполнив собой большую ее часть. Ноздри идальго обожгло луковым перегаром и вонью давно немытого тела. Огромный живот колыхнулся у самого лица, а толстенная безволосая рука нависла над головой, норовя уцепиться за волосы. Содрогнувшись от отвращения, Ромка отпрянул. Мешик сделал еще шаг, окончательно зажав его пузом в углу, схватил за шиворот и, как нашкодившего котенка, выволок из камеры в узкий коридор.

Ромка дернулся, пытаясь вырвать остатки трещащей по швам рубахи из толстых пальцев. Обмотанная тряпками палка опустилась на затылок. Боли не было, но мир качнулся и начал меркнуть. Едва не соскальзывая за край забытья, Ромка представил себе, как его, избитого и растерзанного, притаскивают в тронный зал. Допрашивают — и, быстро поняв, что он соврал и ничего не знает, отправляют на жертвенный камень. Он снова дернулся, превозмогая звон в голове и резь в подмышках от натянувшейся рубахи. Вырваться опять не удалось.

Ромка зажмурился, ожидая нового удара, но вместо этого мешик качнулся сам и разжал пальцы. Все тело молодого человека заныло от предчувствия нехорошего. Он заскреб по камню ногтями и подошвами, торопясь убраться от падающего тела. В мгновение ока оказавшись у потушенной жаровни, Ромка услышал сочный шлепок, будто на мостовую уронили кусок мяса, а потом звонкий, с треском удар, будто следом упала спелая тыква.

Обернувшись, он понял, что чутье его не обмануло — тюремщик оступился и во весь гигантский рост припечатался к каменному полу. Не тратя времени на благородство, Ромка приподнялся и обрушил на ворочающееся тело выставленный локоть. Что-то хрустнуло, индеец затих. Стихли и остальные узники. В коридоре повисла гнетущая тишина. Только булькало что-то в животе поверженного супостата. Ромка поднялся, отряхивая с рубахи несуществующую пыль. Узники опять загомонили в своих клетках и потянули руки к поверженному гиганту. Облегченно выдохнув, молодой человек поднял взгляд и встретился им с лихорадочно блестящими в свете чадящего неподалеку факела глазами де Агильяра. Тот победно улыбнулся и гордо вскинул голову.

— Дон Херонимо, неужели это вы его? — спросил Ромка.

— Да, вот этими самыми руками подцепил за лодыжку. Колосс оказался слабоват в коленях.

Молодой человек вскинул два пальца к виску, отдавая книжнику воинский салют, и, стараясь не прикасаться к жирному телу, стал шарить по полу в поисках отлетевшей связки ключей. Он заметил ее в смуглой руке, которая пыталась втащить ее сквозь узковатые прутья решетки в одну из камер. Освобождать иных узников, кроме Агильяра, в Ромкины планы не входило. Шагнув вперед, он ухватил кольцо и потянул. С той стороны держали крепко. Он наступил на пальцы каблуком и чуть повернул ногу. Узник за решеткой взвыл и выпустил добычу из рук. Преступив через чудовищных размеров ляжки мешика, Ромка встряхнул связку и пригляделся.

Подбор ключа к камере Агильяра занял минуты полторы. Замок щелкнул, дверь скрипнула, и книжник оказался на свободе. Худой и грязный, в висящей лохмотьями одежде, он порывисто обнял Ромку и тут же отстранился, устыдившись проявления чувств. Молодому человеку тоже было не до сантиментов. Быстро оглядев камеры, не лежит ли в какой без сознания флорентиец, Ромка ухватил книжника за запястье и выволок за порог.

Перед тем как захлопнуть дверь, он метнул ключи в темноту: если повезет какому заключенному до них добраться, его счастье. Иначе заглушить вопли бывших сокамерников, далеко разносящиеся по гулким коридорам, не было возможности. А зная характер борова-охранника, другие стражи могли заинтересоваться, почему он так долго не наводит любезный его сердцу порядок.

— Дон Херонимо, вы имеете представление, в какой части дворца мы находимся?

— Ни малейшего, дон Рамон. А вы?

— Я тоже, — вздохнул Ромка. — А с какой стороны вас тогда привели?

— Мне кажется, — замялся книжник, — слева. Хотя, может, и справа.

— Хорошо, давайте попробуем налево. — И добавил про себя по-русски: — Авось, кривая и вывезет.

За ночь посреди испытательной площадки с подъемными механизмами и кузнями насыпали холм земли в три человеческих роста. Сверху положили дощатый настил, на него установили расшитый золотой нитью полог от солнца. В центре оставили квадратную прорезь и, выложив ее камнями, устроили очаг, в котором разожгли огонь из горевших ароматным бездымным пламенем дров. По углам расставили бронзовые жаровни с благовониями и клетки со сладкоголосыми птицами. За изукрашенной тисненными золотом фигурами богов ширмой сложили несколько печей и организовали кухню не хуже той, что была при дворце. Носильщики уже волокли туда туши оленей, трепыхающихся кур, корзины с фруктами и мешки с тертым шоколадом. Рядом поставили шатер, где жены и наложницы Куаутемока могли помыться и переодеться. В нем же расположилась хозяйственная служба, заведующая тазиками для мытья рук, скамеечками для ног, опахалами, подушками для шеи и головы и прочей мелочью, без которой немыслима жизнь верховного правителя.

Куаутемок явился с рассветом. Горделиво проплыв над площадью в богато украшенном паланкине, он с помощью четырех касиков поднялся наверх и рухнул на сиденье, скорее по привычке скривившись на правый бок. Взял из держательницы раскуренную трубку с табаком, затянулся, запил ароматный дым глотком горячего шоколада и взмахнул чубуком — мол, начинайте.

Натянутый в центре тент упал, взгляду правителя открылись четыре орудия, сделанных на манер тех, какими пользовались teules. Сработаны они были гораздо проще, грубее, без завитушек и надписей по стволу, но, имея большие размеры, смотрелись гораздо внушительней. Около каждой пушки вытянулись в струнку по десятку инженеров в закопченных набедренных повязках. Касик в парадном шлеме с пышным красным плюмажем взмахнул рукой.

Инженеры подхватили мешочки с огненной смесью и покидали их в дуло. Утрамбовали их специальной палкой с обмотанным тряпками концом, подкатили накругло обтесанный камень и, с трудом оторвав от земли, закатили вслед за порохом. Орудуя медными прутами, задрали ствол к самому небу и поднесли к отверстию запальной камеры горящий фитиль. Некоторое время ничего не происходило. Инженеры замерли в ожидании грохота, разинув рты и прижав ладони к ушам, свитские заволновались, стараясь укрыться друг за другом от начальственного взгляда. Касик с красным плюмажем начал стремительно бледнеть лицом. Потом в стволе что-то зашипело, орудие изрыгнуло гром и пламень. Невидимое глазом ядро с воем ушло за стену. На глади озера, отлично просматривающейся с площадки, вспух и медленно упал водяной гриб. Окрестности заволокло сизыми клубами порохового дыма. Свитские облегченно вздохнули, инженеры заулыбались. Куаутемок сморщил нос на исходящую от ствола кислую вонь и улыбнулся, давая понять, что доволен результатами.