Константин Калбазов - Скоморох

– Разумеется, известно, как и то, что купеческие караваны изменили маршруты движения и сейчас вынуждены двигаться в обход. От этого те, кто живет за счет дороги, сейчас пребывают в плачевном состоянии. Выходит, возникло желание поквитаться?

– Неодолимое.

– Понимаю. Но не одобряю.

– А сожжение заживо младенцев ты одобряешь, старик? – Виктор сам не заметил, как его тон из слащаво-вежливого, подыгрывающего алхимику, вдруг стал жестким, а в собеседника воткнулся свирепый взгляд. Но тот понял все верно: не для него предназначался этот взгляд, не он был объектом ненависти.

– Вот оно как. Давай сюда свой порошок. Ага, знакомо, знакомо. Вот такого количества будет вполне достаточно. Получается, у тебя порошка хватит на десяток бочонков. Если судить по твоему разочарованному виду, ты ожидал куда большего.

– Да, мэтр.

– Их так много? Злодеев?

– Очень много.

– Ненависть – плохой советчик и спутник жизни.

– Знаю, но поделать с собой ничего не могу, во мне только она и осталась, с нею я просыпаюсь, с нею и ложусь, когда забываюсь сном от усталости. Да только сон мой краткий, потому как покоя не ведаю. Вы можете продать мне нечто подобное?

– Я-а-а…

– Никто не видел, как я сюда пришел, никто не увидит, как уйду, о том же, где я взял яд, я забуду сразу же, как переступлю порог этого дома. В конце концов, вы всегда можете сказать, что продали яд тому, кто божился, что тот ему необходим для борьбы с крысами.

– Но я-то знаю.

– Да перестаньте. – Виктор бросил на стол глухо звякнувший кошель. – Здесь сто рублей, в пересчете на талеры – почти двести. Монеты славенские, но вы живете неподалеку от границы, так что этим никого не удивишь.

– Большие деньги.

– Да уж, немалые.

Орудия начали обстреливать Обережную уже на следующий день после подхода армии. Результаты были не очень приятными для осажденных. В крепости наблюдалась большая скученность населения. Многие успели прослышать о движущихся гульдах, а потому, похватав самое дорогое, своих близких, поспешили под защиту гарнизона. Крепость была ладной, с крепкими стенами, построенная по самым современным канонам, но все же под напором орудий и они должны были рухнуть. Весь вопрос в том, когда это произойдет. Иногда ядра уходили с перелетом и врывались в саму крепость, порой этот гостинец обагрялся кровью.

Вроде как и обороняющиеся не отмалчиваются. У них есть десяток орудий, да какой от них толк. Вот если бы ворог пошел на приступ, то да. Тут можно его и на картечь принять, а так что проку метать ядра, поди попади в ту пушку или солдата, они ведь не в плотном строю. Ударит ядро рядышком, обдаст землей да мелким камнем, выругается пушкарь, утрется и снова к орудию. Им-то проще, эвон какая большая цель, крепостная стена, да и в ту мажут порой.

Продолжалось это два дня, обычное в общем-то дело. На третий к стенам подтянули отставшие мортиры. Десять стволов, способных метать бомбы, резко ухудшили положение обороняющихся. Разрывные гостинцы начали приносить значительные потери, вызывать пожары. Однажды подожгли пару бочонков пороху, взрывом разметало сразу два дома да не меньше трех десятков человек упокоило. Раненых было и того больше.

На исходе пятого дня беспрерывного обстрела стена все же не выдержала и рухнула, образовав внушительную брешь. К этому моменту защитники уже были изрядно измотаны, постоянная бомбардировка не давала людям расслабиться, вынуждая все время быть настороже, тратить силы на тушение пожаров и спасение раненых. Осажденные с отчаянием взирали на образовавшийся проход. Осаждавшие встретили грохот рушащихся камней ликующим ревом.

– Все, воевода. Теперь нас возьмут. Стена упала, частично завалив ров, остальное забросают фашинами.

– Чего ты ноешь, как баба, – бросив презрительный взгляд на говорившего, одернул его Градимир. Уж больно не понравился ему упаднический дух заместителя. – Ты лицо начальствующее, а потому своим видом должен внушать бодрость духа. Мы пока еще живы, и у нас в достатке воинов, костьми ляжем, но не допустим ворога за стены. А ты, коли уж мочи нет, пойди в глухой угол и удавись. Но молча. Так, чтобы ни один стрелец тебя не видел. Понял ли?

– Понял, воевода.

– Я сказал – бодрость! Ты даже о смерти должон говорить, как о чем-то очень забавном. Увижу иное, сам удавлю, вот этими руками. Ничего еще не кончилось. Все только начинается.

Вечером при обходе стен Градимир особое внимание уделил именно месту пролома. Гульды время от времени отправляли сюда ядра или бомбы, прекратив обстреливать город. Сейчас главное было не дать обороняющимся возвести хоть какие-то укрепления. В этих бесплодных попытках гибло немало людей, но они с маниакальным упорством продолжали стаскивать сюда материал и ладить рогатины, устраивать преграду из камней. Стена, обвалившись, устроила хотя и крутой, но вполне преодолимый каменный скат. Прокатившись по валу, камни загромоздили собой ров практически вполовину. Вторую половину сейчас забрасывали фашинами гульдские солдаты. Для этого задействовали в основном провинившихся и новобранцев, общим числом до пяти сотен человек. Одним давали право искупить вину, другим – проявить себя. Стрельцы вели постоянный огонь, стараясь помешать этому, но темная ночь, низкая скорострельность мушкетов, а также использование самих фашин как щитов помогали противнику пока избегать больших потерь. Сбросив груз, солдаты тут же отбегали за спины товарищей, двигающихся к валу и прячущихся за своей ношей. Потери были некатастрофическими, но и немалыми, однако остановить действий осаждающих это не могло.

В перерывах между выстрелами орудий и мушкетов можно было услышать, как в лагере горланят песни. Солдаты в синих мундирах гуляли от души. Завтра им предстоит смертельная схватка и штурм этой клятой крепости. Да, сегодня их товарищи рискуют, забрасывая ров, но этот риск ничто в сравнении с тем, что предстоит с рассветом. Это прекрасно понимает их командующий, а потому маркитантам заплачено из казны, и пиво льется безудержной рекой. Луженые глотки орут похабные, разудалые солдатские песни, прославляя храбрость и удачу.

Час пополуночи. Орудия все так же продолжают свою работу, защитники трудятся, их согнали со стены. Хорошие все же пушкари у гульдов: ядра и бомбы мечут довольно метко. Сейчас стрельцы устраивают заграждение по другую сторону ската, налаживая ограду между зданиями. Понятно, что эти укрепления не идут ни в какое сравнение со стенами, но свою службу тоже сослужат. В стенах строений спешно прорубаются бойницы, окна забиваются щитами из толстых досок, между которыми оставляют щели, чтобы можно было вести обстрел тех, кто штурмует из укрытий. Выставляются плетеные высокие корзины, в которые набрасывают камни. За этими укреплениями, способными превосходно защитить от пуль, устанавливаются пушки, все до единой. Атакующих ждет прямо-таки проливной дождь из картечи.