Павел Дмитриев - Разбег в неизвестность

Кроме того, недавно я сам был в подобной ситуации и вполне понял, о чем упорно не хочет говорить вслух товарищ Шелепин. Работал у меня сотрудник с самого открытия фирмы, друг, можно сказать. Звезд с неба не хватал, но руки и голова на месте, всегда прикроет и поможет. Зарабатывал он более чем неплохо, под сотню килорублей в иной месяц выходило. Ну и прибыли фирме приносил изрядно, разумеется. Но вот завел он себе хобби – аквариумных рыбок разводить. Компрессоры, корма, водоросли, лампы… Даже в офис припер стеклянный ящик с водой, поставил на подоконник себе за спину. А уж что дома устроил, подумать страшно.

Сначала я только посмеивался, а потом смотрю – неинтересно ему работать стало. Вроде и особо придраться не к чему, приходит вовремя, слова умные говорит. А вот выработка упала раза в три, жалобы от клиентов пошли, тут небрежно, там сроки сорвал. Попробовал денег прибавить, расшевелить – ничего не вышло. Сказал, на рыбок хватает, и ладно. С женой развелся, хорошо, детей не успели завести. Как бы ни было обидно, но пришлось с ним прощаться. Но мне-то просто, хоть не сразу, другого сотрудника подобрал в команду, помоложе да пожаднее. А вождям СССР что делать?! Вся страна – их фирма. Вот и закручивают гайки со всех сторон, со словами «ну киска, ну еще чуть-чуть» выжимают полезный продукт из народа, как научились при Сталине да Хрущеве.

Хотя надо признать, шелепинская постановка земельного вопроса меня все же удивила. Привык, что в две тысячи десятом году земли можно купить хоть десяток гектаров и вообще забыть дорогу в магазины. Типа как Стерлигов [169], жить на всем своем. Вот только желающих идти на такие подвиги можно пересчитать по пальцам, и никому до них нет дела. Продукты выгоднее покупать в магазинах, а в свободное от основной работы время – нормально отдыхать. Садоводческие изыски остались только тем, кому это реально нравится, пенсионерам или совсем уж малообеспеченным людям без нормальной специальности.

В общем, охоту выяснять, «почему сделано так, а не иначе», я тогда отбил крепко. Не было у меня настоящего государственного мышления в текущей реальности. И это еще хорошо, что повод оказался не слишком провокационный, а вождь в хорошем настроении. Как там в анекдоте про доброту Ленина: «А ведь мог бы и полоснуть!»…

Тем временем у крошечного, забранного решеткой окошечка билетной кассы, к которому мы подошли, возможность спокойно подумать закончилась. Машинально протянул рубль:

– Два на ближайший.

Тетка посмотрела в какой-то невидимый мне список, при помощи линейки оторвала пару напечатанных на синей бумаге билетов, небрежно вписала ручкой места и время. Кинула в прорезь вместе с сорока копейками сдачи. И добавила многозначительно:

– Журнал уже идет!

Ура! Не великая беда пробраться в темноте до своих мест по ногам зрителей. Так что нам с Катей повезло, явно наткнулись на билетную заначку, которую ушлая тетка до последнего берегла для своих. Наверняка и места будут удачные, в центре зала, да еще на каком-нибудь неожиданно высоком ряду. Тем более о чем никогда не жалел, так это о пропущенной рекламной вставке. Всего отличия от будущего – вместо коммерческой рекламы пихают политическую.

Просмотр «Разини» прошел просто шикарно. Нет, кресла тут, конечно, неудобные, узкие и жесткие, звук отвратительный, пленка вообще рвалась пару раз. Но, черт возьми, ни одного барана с попкорном! И людям, даже детям, в голову не приходит делиться друг с другом циничными впечатлениями по ходу фильма. Наоборот, они реально сопереживают в унисон сюжету! Эмоциональное поле, или как его еще назвать, можно буквально ощущать кожей! Не думал, что такое удовольствие можно получить от старой французской комедии с Бурвилем и Луи де Фюнесом. Да и Катя осталась очень довольна, она не была в кино уже года три. Придется выбираться почаще, чего не сделаешь ради любимой… И в Москву, слишком редко в М-град завозят что-то на самом деле приличное.

Телевизор «Вальс», сделанный на ленинградском Заводе имени Козицкого, починили даже раньше, чем обещали. Всего-то месяца два потребовалось телемастерской, зря только приемщик меня пугал. Так что волей-неволей пришлось приобщаться к советской культуре «голубого экрана». Впрочем, быстро выяснилось, что лучше такое слабое подобие Интернета, чем вообще ничего. Особенно во время супружеской нетрудоспособности Кати.

Тем более тут до телезависимости будущего еще как до Луны пешком. Во-первых, передач попросту мало. По будним дням вещание первого канала начиналось в лучшем случае с одиннадцати, заканчивалось около двадцати двух. Плюс перерыв с тринадцати до восемнадцати часов. Пару дней на неделе утреннего блока не ставили вообще. По выходным телевизионщики явно любили поспать, и экран начинал показывать осмысленную картинку не ранее полудня, а прекращалось это счастье задолго до полуночи. Второй канал с утра работать даже не пробовал. Третий, московский, в М-граде не принимался вообще.

Во-вторых, интересных и универсальных тайм-киллеров еще не придумали. Без содрогания можно было пару раз в неделю смотреть художественные фильмы. Новости проходили исключительно правильно и в тягуче-медленном темпе, как будто были рассчитаны на изучающих русский язык гастарбайтеров. В две тысячи десятом году за две-три минуты выдавали информации больше, чем за весь пятнадцатиминутный блок «Последних известий» шестьдесят пятого года.

Представленные в изобилии концерты меня не интересовали совсем, точно как и странные двадцатиминутные зарисовки сельской, военной или производственной жизни на фоне партийных успехов. Их, судя по всему, впихивали в трансляцию от недостатка контента, а также чтобы хоть как-то закрыть лакуны и состыковать сюжеты.

Еще во времена «отпуска», как мы с Катей называли время, проведенное на даче Шелепина, я понял, что видеомагнитофонов для телевидения в СССР придумать не успели [170]. Разработчики только обещали вот-вот запустить в производство свой «первый блин». Поэтому никакой гибкости в сетке вещания не было, передачи от начала до конца монтировали на кинопленке или пускали вживую прямо с телекамеры. Естественно, первое требовало немалого времени, второе – нешуточной подготовки и ответственности.

Однако после съезда по идеологическому головотяпству был нанесен мощный удар. Не иначе как с подачи Шелепина Гостелерадио получило колоссальную инъекцию разума и материальных ресурсов. Ходили слухи, что Месяцев, недолго думая, за сущие копейки купил в США сразу несколько упакованных студий фирмы Ampex под устаревшее черно-белое вещание [171]и поставил их в Москве, Ленинграде и Свердловске.

Похоже, не зря в записках я рекомендовал покончить с попытками изобрести велосипед в общем и отечественные видеомагнитофоны в частности [172]. В этой отрасли уже поздно пытаться утверждать свои технологии и стандарты. Будущее за цифровой записью, вот над ней и надо работать в полную силу. Кассетно-аналоговое поколение техники можно и нужно безболезненно пропустить. Следует работать на опережение, а не заниматься любимой в СССР дурью – гнаться за давно тронувшимся от перрона поездом.