Павел Дмитриев - Разбег в неизвестность

Собственно, Федор прекрасно понимал ущербность своей коллекции. Но найти импортные пластинки было не так просто, вещевой толкучки, как оказалось, в шестьдесят шестом попросту не имелось даже в Москве. Не вросли еще корнями в спекуляцию выезжающие за рубеж люди, если что и привозили, то в основном знакомым и без особой наживы. Поэтому толпа советских коммерсантов еще не достигла массовости, которая не боится потери отдельных индивидуумов в облаве и представляет собой практически закрытый клуб, двери в который может найти лишь настоящий инсайдер. А где его возьмешь в провинциальном М-граде?

Выручил Анатолий, по месту работы которого, разумеется, знали практически все о развлечениях золотой молодежи. После недолгих уговоров он же и согласился выступить в роли советского Вергилия [242]. Такого великолепного шанса познакомиться с изнанкой социализма я упустить никак не мог и, презрев директорскую солидность, буквально навязался в предстоящую экспедицию. Тем более что риск был пренебрежимо мал, при виде Толиных корочек любой милиционер стал бы долго и искренне извиняться за причиненное неудобство.

Зрелище «толпы» на Ленинских горах чуть не повергло меня в футурошок. Реально ожидал попасть в огромное сборище людей типа «Тучи» [243]свердловского Шувакиша, на котором я однажды побывал с отцом, ища «настоящие кроссовки». Однако реально на пятачке парка с отсутствующим видом ходило человек двадцать, в основном молодых ребят. Все делали вид, вроде как «я здесь случайно, вот покурю и дальше пойду». Покупатели подходили, обменивались негромкими фразами, типа «Плизы [244]… В пакете… уступи пятерку…» Сторговавшись, отходили в сторонку, диск из-под одной куртки перекочевывал под другую, шел судорожный отсчет денег. Затем снова тишина да сонные прогулки.

По пути меня между делом просветили, что винил винилу рознь, в смысле не все пластинки одинаково полезны. Для моего мировосприятия, привыкшего к цифровым компакт-дискам, аналоговый мир был неожиданным открытием. Если кратко, то при полной монополии фирмы «Мелодия» [245]самих заводов в СССР было навалом. Самыми плохим, естественно, считался Ташкентский, который выпускал мало того что кривые диски, так еще умудрялся сполна добавлять в запись хрипы и трески. Середнячком считалось славившееся нестабильным качеством ленинградское производство. Лидировал Апрелевский завод, который, как говорят, иногда делал пластинки не хуже восточноевропейских «народных демократий».

Впрочем, мы охотились на настоящую «фирму», в смысле США, Великобританию или ФРГ. В этой нише рынка выбор оказался жестко ограничен, хорошо, если тут нашелся бы десяток-другой подобных «пластов». Быстро выяснилось, что «Катящиеся камни» [246]предлагал всего один хмурый тип в клечатой кепке, которая была под стать изрытому глубокими оспинами лицу.

Наконец на третьем «круге» коловращения Федор решился:

– Почем Aftermath? [247]

– Полсотни!

– Ни фига себе! – оторопел рассчитывавший максимум на четвертак Федор. – Да ты че, тут по червонцу куча винила!

– Такого все равно нет! – равнодушно отрезал тип.

– Нераспечатанный?

– Раз послушал, – по-прежнему невозмутимо ответил продавец. – Хотите, смотрите сами, завалов нет.

– А-а-а! – в расстройстве махнул рукой Федор. – Давай!

Продавец попытался ускорить процесс, но мы не торопились. Диск аккуратно вытащили из конверта и придирчиво разглядывали несколько минут, придерживая за ребра. Царапин и прочих завалов действительно не нашли. Принюхались, нет ли запаха одеколона, которым часто по безграмотности протирали диски, чтобы скрыть дефекты. Сверили номера на «пятаке» и конверте. Как окончательную проверку, провели «встряхивание», прислушивались, как звучит зажатый между ладонями винил. Еще поспорили, правильный ли тембр для настоящей «фирмы».

Я, ничего не понимая в процессе, откровенно скучал. Происходящее напоминало нубовский маразм, в моем будущем автомобили покупали быстрее и проще. Впрочем, торг не затянулся и тут. Домой вернулись уже ближе к вечеру, метро и электричка меня здорово вымотали, охота к посещению злачных мест развивающегося социализма была сорвана начисто. Довольный Федор, конечно, приглашал в гости на «прослушивание», но мы с Анатолием дружно отказались. Слушать натужное шуршание иглы по пластику после «цифры» двадцать первого века казалось не слишком умным занятием. Да и Катя с Надеждой уже наверняка заждались.

…В понедельник Федор на работу явился только к обеду, причем его состояние можно было очень просто описать одной фразой: «Краше в гроб кладут». Протрезветь он более-менее успел, но набрякшие синевой мешки под глазами и сомнительный «выхлоп» не оставляли сомнений в способе воскресного отдыха. Пока секретарша отпаивала любителя зарубежного рока горячим чаем с засохшими до каменного состояния пряниками, мы с Анатолием быстро выяснили причину запоя.

Купленная за полсотни рублей пластинка на самом деле вышла из-под прессов Московского опытного завода «Грамзапись», который специализировался на специфических тиражах. Ее техническое исполнение вполне соответствовало мировому уровню, вот только Федор не увлекался «Himno del 26 Julio» и прочей музыкой, выпущенной в честь победы кубинской революции [248]. Судя по всему, оригинал спекулянты сломали или серьезно повредили при перевозке, но выбрасывать конверт и «пятак» не стали, а пустили в дело.

– Да не расстраивайся! Специально попрошу разогнать этих жуликов! – Возмущению Анатолия не было предела. – И ориентировку на эту скотину сделаю по высшему разряду!

– Не надо, – смутился электронщик от напора комитетчика. – Может, там всего одна такая сволочь, а остальные нормальные ребята.

– Брось! Я сам видел, сплошные спекулянтские морды. Вместо работы прохлаждаются и цены ломят!

– Не знаешь, Толь, часто таких коммерсантов ловят? – вмешался я. – Что им за это грозит?

– Как минимум выговор по месту работы, могут еще из комсомола выгнать. – Анатолий задумался, что-то вспоминая. – Хотя… Друзья хвастались пару лет назад, что целую сеть в Ленинграде накрыли. Один тип в кустарных условиях делал точные копии зарубежных пластинок. Только эксперты отличить могли. Причем, паразит, за основу брал диски с записями речей товарища Ленина. На этом, собственно, и погорел – больше никто этот товар не покупал [249].

– Посадили? – опять не выдержал я.

– Разумеется! Это же настоящая политическая провокация, дали семь лет, не задумываясь.

М-да. Советское правосудие не дремлет. Верх цинизма – ловить «протопирата» на покупке никому не нужной пропаганды и при этом обвинять по политической статье. Самое забавное, что неглупый и уже расслабленный будущим Анатолий искренне не видел в этом ничего особенного! Но дискутировать с братом любимой жены? Увольте!