Павел Дмитриев - Разбег в неизвестность

Стала понятной и наша с Катей неспособность что-то разобрать в записи. Оказывается, каждый байт из потока уже закодированных данных подвергался преобразованию в четырнадцать бит, а между этими словами вставлялись как разделители трехбитные куски, так, чтобы на носителе было не более десяти нулей или единиц подряд. Дополнительно к этому добавлялись синхробайты, контрольная сумма и байт служебной информации непонятного назначения [266].

Уж не знаю, сколько седых волос нажили специалисты-криптографы, разбираясь в этом «взрыве мозга». Все равно применить корректирующее кодирование на практике нельзя, оно невообразимо сложно для тысяча девятьсот шестьдесят шестого года [267]. Причем не только алгоритм Рида – Соломона, а любые известные науке варианты. Их, кстати, хватает – у капиталистов отличился Хемминг, в СССР завкафедрой Ленинградской академии связи товарищ Финк предлагал комитетчикам сверточный код еще в конце пятидесятых… Разумеется, никто не запрещал сначала создавать образ диска на ЭВМ, а уже потом «кидать» его на резец. Но для этого надо подготовить блок данных в ОЗУ или на магнитном барабане и лишь потом переносить его на «виниловую дискету». В теории вполне реально, но практика шестидесятых сразу ставила крест на затее. Не было тут подходящих объемов памяти, и процессорное время стоило совсем не копейки. Потратить несколько часов ЭВМ ради удобства хранения данных? Спецы только пальцем у виска покрутят да вежливо пошлют… В сад, ага.

Пришлось откатиться на позорный примитив. Федор от расстройства задействовал триады, например, вместо «1» – писал «111». Безусловно, надежность резко выросла, зато емкость упала катастрофически. Двадцать килобайт, на мой взгляд, попросту не стоили возни, так как влезали на полсотни метров широко распространенной перфоленты.

Поэтому опробовали более экономный вариант – навесили на блоки записываемых данных биты четности для проверки контрольной суммы, и начали записывать на пластинку сразу две копии, разнеся их на пару килогерц. Соответственно, при считывании использовался только «целый» блок. Но ничего хорошего из этого не получилось. Надежность обнаружения дефекта по одному биту оказалась недостаточной, требовалось серьезное усложнение. Вроде бы ничего страшного, задача вполне посильная для техники шестьдесят шестого года… Но уж слишком часто при механическом повреждении дорожки погибали сразу обе копии. В принципе решение нашли и тут, достаточно было один из каналов «резать» с задержкой по времени…

Однако на этой стадии мне стало окончательно понятно – дешевого и «красивого» варианта не получится. Все эти нагромождения имели смысл только совместно со сложным специализированным контроллером, в котором имелись и «математика», и буферная память. По меркам текущей эпохи результатом реализации нашего затянувшегося экспромта грозил стать основательный «шкаф».

Если уж «городить огород», то лучше сразу с магнитным или оптическим диском. Там хоть перспектива очевидна, тогда как винил – не более чем паллиатив на пяток лет. Проект пришлось свернуть. Резак так и оставили «пользоваться» на ВЦ ТЭЦ. Выжимку из исследований с шикарными фотографиями опубликовали в «компьютерном» приложении к журналу «Радио», благо секретность работы была нулевая, эффект примерно такой же, а вот с интересным контентом напряженка.

Сухой остаток напоминал анекдот. Вместо купания лошадей в шампанском облили пивом котенка. Единственный алгоритмический бонус имел горький привкус, даже на основе грампластинки нельзя было сделать ничего толкового без микросхем. Ранее я думал, что для копирования CD-ROM не хватает только дешевого маломощного лазера. Поэтому надеялся на быстрый прогресс после окончания работ товарища Алферова. Реальность оказалась жестокой для системного интегратора из поколения, которое не знало контроллеров с частотой ниже гигагерца.

Только я начал вспоминать Алферова всуе – он и сам вышел на связь, причем через самый верх, а именно через крайне недовольного заминкой министра Шокина. Обещал я Жоресу Ивановичу перезванивать, но в суете забыл. Вот и огреб «обратку» от советской бюрократии. Хотя по сути ничего страшного. Не считая того, что на пути копирования лазеров выросли препятствия размером примерно с Эверест, перескочить которые при всем желании не получалось, поэтому будущий нобелевский лауреат очень просил найти «еще какие-нибудь образцы для ускорения решения первоначальной задачи». В общем, на обычный русский послание переводилось куда проще. А именно: «Дайте, ради бога, содрать что-нибудь попроще, а то начальники уже смотрят зверем, чего доброго закроют неперспективное направление к чертям собачьим».

Перспектива переться в Ленинграл ради разговора не радовала. Тем более что я совершенно не понимал, чем конкретно помочь ученому, кроме пространных советов «брать больше, кидать дальше». Поэтому первым делом «схватился» за трубку ВЧ, благо вопросы должны были обсуждаться не сверхсекретные. В смысле о будущем не должно было быть сказано ни одного слова. Несмотря на примитивность советских средств связи, я уже стал превращаться в настоящего телефонного паука.

Разговор начался с обмена любезностями. Алферов поблагодарил меня за рекомендацию широко использовать для управления ЭВМ. Процессы действительно оказались очень быстрыми, рабочий цикл во многих фазах длился буквально секунды, человеку не уследить. Попутно рассказал, что теория гетероперехода за прошедший год рванулась вперед буквально скачком и сулила невероятные, фантастические перспективы. В общем, «все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, как никогда». За исключением пустячка.

А именно инженеры с технологами попросту не успевали за полетом мысли ученых. Причем это еще очень мягкий термин для происходящего. Правильнее происходящее назвать бардаком по всем направлениям работы. К примеру, пару глушковских «Днепров» пришлось срочно заменить на дорогущие PDP-7 [268], все реально существующие в природе отечественные ЭВМ попросту не справлялись с управлением процессами. Моя надежда на БЭСМ-6 не оправдалась, Алферову этого монстра пообещали – но только в следующей пятилетке. Да еще предупредили в грубой форме, типа сообщили, что адаптировать это чудо под нужды производства чеканутым ученым придется исключительно собственными силами.

Между тем процесс эпитаксии требовал не просто директивного управления. Вынь и положь реакцию в соответствии с моделью и данными, поступавшими с установки, а там имелись такие прелести, как торсионные весы, сверхточные термометры, показатели расхода компонентов, давления… Кстати, все это тоже пришлось закупать в разных странах за золото, ничего годного советская индустрия не могла предложить в принципе. Апофеозом наших стараний стали несовместимые форматы данных, для приведения которых к одному номиналу пришлось разрабатывать отдельные схемы и алгоритмы.