Олег Измеров - Задание Империи

Танина комната была, кроме съемочной аппаратуры, доверху завалена ящиками со снимками и кассетницами для отснятых пленок.

— Так, посмотрим, посмотрим… Вот ваши, — и она протянула Виктору конверт из черной защитной бумаги, фабричную упаковку для позитивных материалов. Такими конвертами Виктор пользовался и сам, пока повсюду не открыли пункты проявки и печати.

— Нормально вышло?

— Отлично. У вас, Таня, легкая рука. А вы на Арсенале сегодня снимали? — спросил Виктор в надежде заодно увидеть и исторический вид этого завода, старейшего в губернии и основанного еще по приказу Петра.

— Снимала. Все очень торжественно на Арсенале. А на фабрике Вязонова в это время народ массой на улицу выкидывали и лишали средств к существованию. Хозяин локаут объявил.

— Остросюжетный социальный репортаж? А чего же вас не послали? Из газет, вроде сейчас борьба с безработицей.

— Не все так просто. Вязонов — известный фачист и не жалеет денег в партийную кассу. Денег своих рабочих, разумеется. Зато на Арсенале праздник, флаги, духовой оркестр пожарного общества… Партийный гимн пели: «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…» Помните, предлагали сразу сделать его государственным, вместо «Боже, царя храни»?

— Ну так… — неопределенно сказал Виктор, потому что, конечно, не помнил.

— Ладно, сейчас все равно скоро новый вступает в силу, слова с мелодией надо учить. «Россия — священная наша держава…»

— «Россия — любимая наша страна…» — машинально продолжил Виктор, обалдевший от знакомой строки.

— А у вас лучше, чем у меня получается. Тренируетесь? Впрочем, слова легко запоминаются. Знаете, кто их написал? Сережа Михалков, молодой детский поэт. Тот, что «Дядя Степа-городовой». Потому и заучить легко.

«Ну вот, а ты уж тут чуть рот не раскрыл. Может, Михалков эту строку еще в тридцать восьмом придумал, да в стол положил. Хотя у нас конкурс на новый Гимн СССР был в сорок третьем…А Дядя Степа — городовой? Однако…».

— У него еще был один вариант на конкурсе. «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» Но не взяли. Решили, что слишком узко сосредоточено на недавних событиях, а надо брать шире, с исторической перспективой. Вообще Михалков вырос как на дрожжах. Представляете — поговаривают, что за слова нового гимна ему хотят дать Святого Андрея Первозванного! Но это пока слухи.

— Да, Таня, а вы не подскажете, куда в Бежице можно пойти, особенно вечером?

— Да у нас сейчас много куда есть пойти. В кафе посидеть, в парке, на Десну на лодках покататься, или, скажем, пойти в «Иллюзион», это кинотеатр у нас…

— А что сейчас в «Иллюзионе»?

— Там две картины: «Последний из могикан», наша, и немецкая комедия, «Одна из майских ночей». Немецкая для детей старше шестнадцати, там Марика Рекк голая в озере купается.

— Интригующе. Вы смотрели?

— Еще нет. Я вообще кино люблю, но одной идти не хочется, с подругами надоело…

— Если я приглашу, никто ревновать не будет?

— Не волнуйтесь. Я сейчас совершенно свободная. И взрослая… настолько взрослая, что отказываю в таких приглашениях восемнадцати-двадцатилетним юношам, а тем, кто постарше, уже есть кого приглашать. Сэ ля ви.

— Вот и отлично. Музыкальная комедия подойдет?

— Конечно. Идем на девять. Как раз успею разобраться с делами. «Иллюзион» у нас на Парковой стоит, отсюда мимо собора по площади наискось в сторону Бежицкой. Кстати, рядом на углу Парковой и Губонинской американская кухня стоит, там на первом этаже можно дешево и вкусно пообедать…

Парковой оказалась нынешняя улица Майской Стачки. «Иллюзион» стоял практически на месте «Победы» (удобное место, однако!), и тоже был двухзальным. Вот только залы располагались не в стороны от входа, а компактно стояли рядом, как в «Родине», и по одну сторону от кинотеатра при входе в парк была детская площадка, а по другую — спортивная с деревянными гимнастическими снарядами. Вестибюль кинотеатра с лентой окон с небольшими стеклами, переплетенными сеткой рам, на втором этаже и колоннада на первом были выгнуты дугой в сторону улицы. Окошки касс были на улице; солнце припекало, так что пока очередь дошла до Виктора, он начал искать глазами если не продавщицу газировки или кваса, то хотя бы обычную водяную колонку. Колонки не было, однако в парке через дорогу, у входа, Виктор приметил деревянный бело-голубой павильон с решетчатыми стенками, похожий на беседки в детском саду; на павильоне висела большая вывеска:

«Кафе „У Иллюзиона“»

И чуть пониже поменьше:

«Хуторское холодное пиво Ковригина практически даром»

Не удивительно, что, отстояв очередь и взяв на девять два места на заднем ряду (тут же вспомнилась реклама с дебильным кассиром — «Бугога! Места для поцелуев!»), Виктор завернул в решетчатый павильон. Пиво Ковригина продавалось по пятаку за пинту (в кафе почему-то разливали в кружки английской емкости — в пинту и полпинты), что Виктор счел даже по советским меркам недорогим. Пиво подавали официантки; Виктор сел за столик в углу, продуваемый ветерком, и заказал девушке пинту пива и воблы. На закусь были еще раки, но его взяли сомнения, не испортится ли сей деликатный продукт ввиду жары и вероятного отсутствия здесь холодильника.

Живого звука в кафе не было, но музыка наличествовала в виде автоматического электропатефона с пачкой пластинок, которые проигрывались одна за другой; по завершению к машине подходила одна из девушек-официанток, которая перезаряжала автомат с таким серьезным видом, как будто ей надо было перекомпилировать ядро Линукс Мандрива. Салфетки были чистые и от мух с потолка свисали желтые липкие ленты. Кондиционеров не было, зато высаженный вокруг павильона жасмин начисто отбивал запах пива. Пьяных не было видно (видимо, на случай оных имелась в наличие пара дюжих грузчиков в халатах, смолящих от скуки махру у открытой задней двери), публика вообще была приличной, хоть и разношестной — от нарядных дам в дорогих шляпках и их щегольских кавалеров, до парней в скромных парусиновых брюках и девиц, лузгающих семечки в расставленные на столах пепельницы. В общем, жизнь в здешнем тридцать восьмом виделась довольно веселой и беспечной, особенно под кружечку пива с воблой.

— Можно за ваш столик?

Перед Виктором стоял молодой офицер со щегольскими усиками, судя по погонам — поручик, на нарукавной нашивке которого был изображен танк, а на груди красовался орден в виде пурпурной восьмиконечной звезды, чем-то напомнивший орден Красной Звезды.

— Конечно, пожалуйста! Героям России — всегда рады!

— Ну, героям — это пока громко сказано… А вы тот самый писатель Виктор Еремин?