Алексей Фомин - Жребий окаянный. Браслет

Когда Мудр на твоей матушке женился и стал Митряевым, старому Прову было чуть меньше пятидесяти. Женился он тогда во второй раз только-только. На молоденькой, в дочери ему годилась. А тут, видишь ли, бывший митряевский кучер сам становится Митряевым и огромное дело к своим рукам прибирает. Наверное, Пров Фролыч тогда не единожды среди ночи в холодном поту просыпался. Вот за тот свой страх нынче и отыгрался. Понимаешь?

Теперь уже настал черед ухмыльнуться Валентину:

– Понимаю.

Гурьян Гурьяныч взял большое краснобокое яблоко и небольшим ножичком принялся срезать с него шкурку, краем глаза наблюдая за собеседником. Действительно ли понял? Понял, по глазам видно, что понял. Парню ведь нет еще и двадцати. Причем раньше, говорят, любимым и единственным занятием его было – пить и гулять. А тут, поди ж ты, взявшись за ум, меньше чем за год сумел из ничего крепкое дело сколотить… А уж как он своего отчима с дороги убрал… Гурьян Гурьяныч здесь даже головой невольно покачал. Да, конечно, он ему помогал. Но это надо было еще суметь – сделать самого Прозорова своим помощником. Да и то – помощь Гурьяна Гурьяныча ему лишь в суде и купеческой гильдии понадобилась.

Необычный парень, ничего не скажешь. Гурьян Гурьяныч невольно сравнил его со своими сыновьями. Те тоже ухари – палец в рот не клади. Но против этого – нет, слабоваты будут, хотя и несколькими годами постарше. Прозоров и раньше задумывался, чем Михайла Митряев от всех отличается? А сейчас понял. Он каким-то неведомым образом самое потаенное желание человека прозревает. Прозревает, извлекает его наружу и предлагает осуществить. Вот как в случае с ним, с Гурьяном Прозоровым. Десятилетиями Гурьян мечтал о том, чтобы стать единственным крупным зерноторговцем. Но понимал, что это неосуществимо. Никуда ему не деться от Митряевых. Не один век уже Прозоровы с Митряевыми сосуществуют и дело это делят. Проскакивала, правда, иногда у Гурьяна Гурьяныча мыслишка извести Митряевых под корень, но он тут же гнал ее прочь и потом долго замаливал свой грех. А для Михайлы нет ничего запретного. Легко и ловко убрал он соперника с дороги Гурьяна Гурьяныча. Сбылась давняя прозоровская мечта. Казалось бы, странно ведет себя парень – пожертвовал интересами всей семьи, лишь бы устранить своего врага. Но Гурьян Гурьяныч понимал, что ничего странного здесь нет. С такими способностями парень не пропадет. Ну уступил он рынок зерна. Значит, уже задумку имеет, куда деньги вложить и еще больше заработать, чем на зерновой торговле.

Стоило только ему подумать об этом, как тут же прозвучали слова Михайлы, подтвердившие его догадку:

– Гурьян Гурьяныч, я хоть и молод, но слово свое привык держать. Обещал вам свернуть митряевскую зерновую торговлю – теперь настала пора выполнять свое обещание. Новые закупки я уже распорядился прекратить, а все, что уже закуплено, предлагаю выкупить вам вместе со складами, амбарами, баржами, причалами и прочим имуществом.

– Эка ты… – крякнул Гурьян Гурьяныч. – Круто завернул. Зачем же так торопиться? Я вовсе не требую исполнить твое обещание немедленно. И зачем закупки останавливать? Ведь это прибыток недополученный! Торгуй себе спокойно, а лет за пять – семь я потихонечку у тебя все зерновое дело выкуплю.

Валентин вздохнул:

– Нет у меня этих семи лет, Гурьян Гурьяныч. Наличные нужны. Новое дело я задумал.

– Это какое же? – Прозоров хитро прищурился. – Поделись, ежели не очень большая тайна. Ты ж знаешь, я только зерном занимаюсь, так что никак тебе не помешаю.

– Ну… Тайны великой в том нет. Во-первых, судебную виру надо выплачивать Земству. А это десятая часть всего достояния Митряевых…

– Это ты брось, Михайла, – перебил его Прозоров. – Неужто в действительности собираешься десятую часть платить? Суд ведь тебя же ответственным и назначил. Даром, что ли, я Прова упрашивал? Заплатишь им тысяч десять – двенадцать, и будет с них. Никто за тобой все митряевское хозяйство перепроверять и пересчитывать не будет.

– Хорошо, – охотно согласился Валентин. – Так и поступлю. Спасибо вам, Гурьян Гурьяныч. Хоть одна забота с плеч долой. Но есть и во-вторых. Я с Асеем-менялой договорился деньги ему в рост дать.

– Ты ему? – поразился Прозоров. – Обычно купцы у менял деньги на дело берут, а у тебя все наоборот.

– Ну да, – согласился Валентин. – Я ему сто тысяч даю, а на них за год набежит четыре тысячи росту.

– Зачем тебе это? Митряевское дело с тех же ста тысяч даст в пять – семь раз больше.

– Да, но… Я же всю зерновую торговлю сворачиваю и вам продаю, а семье на что-то жить нужно. Я прикинул, что им четырех тысяч в год хватит за глаза.

– Им? А тебе?

– Я, Гурьян Гурьяныч, собираюсь покинуть Ярославль. Все остальные наличные, что удастся выручить от продажи зерновой торговли, я с собой заберу.

– Ох… Это на что ж ты, Михайла, такие деньжищи потратить хочешь? Ведь, я так прикидываю, митряевская зерновая торговля на полмиллиона тянет!

– Правильно прикидываете, Гурьян Гурьяныч.

– И зачем же тебе столько денег сразу?

– Я, Гурьян Гурьяныч, царя перекупить хочу.

– Что-о-о?! – Недочищенное яблоко выскользнуло из рук Прозорова, шлепнулось на ковер и закатилось под стол. – Царя? З-зачем?

Нужное впечатление на собеседника было произведено, в результате чего собеседник пришел в соответствующее психоэмоциональное состояние. Теперь можно было начинать разговор по существу.

– У меня есть друг, Гурьян Гурьяныч. Он испанский дворянин. Человек опытный. И по миру попутешествовал, и не в одной войне участие принял. Когда я его спросил, что же его привело на Русь, зачем он сюда приехал, то он ответил: «Где бы я ни был – везде одно и то же. В результате – людские страдания, разорение хозяйства и война, бесконечная война. Приехал я на Русь, чтобы увидеть царя, пасть ему в ножки и рассказать всю правду, а также спросить, почему же его непобедимые орды не пронесутся по Европе, сметая изменников-еретиков? А когда приехал сюда, то узнал, что молодой царь закрылся от всех в Александровской слободе, окруженный теми же самыми еретиками. Ничем наш царь не управляет, а дела все идут сами по себе. И все это на пользу только чертовым еретикам». Вот что говорит мой друг, Гурьян Гурьяныч. И я с ним согласен. Если мы не изменим это положение, то скверно будет всем.

– Не нашего, не купеческого ума это дело, Михайла. Наше дело – торговать и налоги и пошлины государству платить. Вот в чем наша польза для государства. – Прозоров сказал как отрезал. Теперь он уже не считал, что каждое задуманное Михайлой дело обречено на успех. Парень он, конечно, интересный, необычный, но, как только что выяснилось, и он ошибаться может. Если собирается утопить в болоте все состояние Митряевых, скатертью дорога, но в этом он ему не помощник. И уж тем более не соучастник.