Дмитрий Щёкин - Страна городов

Я давно на него глаз положила, и он будет мой….. только этот гад, по-моему, на меня и внимания не обращает. А в последние полгода к нему Инка Сорокина подлизывается, подруга дорогая, называется — так и липнет, так и липнет…. И вот опять лезет… с такими подругами врагов не надо. Ну что за зараза! Убила бы! И вот тебе:

— А ты тоже едешь на Тургояк, как этот, остров Веры? Я поеду, меня Кимычи приглаша-а-ют… Так ты как?

И после этого, она — не змеюка? Специально едет, клинья под Антоху подбивать станет, рыжая бесстыжая…. Ненавижу!

Сама так мило улыбаюсь — ка-а-нешна, еду! Блин! (а на самом деле — сдалось оно мне, озеро…. Мне Антон нужен!) из-за этого гада я и в кружок его хожу исторический, и на таэквондо увязалась, а он, а он — слепой он.

Нет, вы только поглядите — когда успела! На мой белый танец эта… эта…. Подцепила и уже танцует, а вздыхает, а вздыхает….. выцарапаю глаза. И ей, и ему — пусть точно слепой будет, раз такую меня в упор не видит! У-ыыы.

Ну, и поехали…. К черту на рога! Там меня этот корейский гад достал окончательно — больше на него и смотреть не буду…. Как только появлюсь — он от меня, как от огня, а если обращается — то только язвит… гад…. А то еще ущипнет, так, что однажды я подпрыгнула, и повалилась на вожатого с соседнего отряда…. А тот — возьми, и обматери меня…. Мгм, кто их поймет — этих парней — Антон этого грубияна башкой прямо в ведро помойное макнул, а потом — в ванну с картофельными очистками — типа, отмойся. А тот гад на нас наябедничал дирекции лагеря, да еще соврал, что его интернатские толпой побили — а они ниче и не делали, просто стояли и комментировали, правда — советы дельные давали…. Короче, морально поддерживали.

Досталось же за все историку с Елкой — вернее, ей даже особо не досталось — это Сергеевича нашего чихвостили, обещали в наше районо сообщить, что он бандитов готовит для пополнения криминальных группировок. Вот идиоты, даром, что такие важные и типа, взрослые. В общем, Дмитрий Сергеевич перевел нас с интернатскими на остров, где нас и занесло в эти края.

Тут неплохо устроились — Эльвира говорит — побороли первобытное нищенство — стали себе и одежду, и оружие всякое делать. Правда, мне, оружие это — без надобности, если честно, но другие — занимаются охотно. Мне один Антон и нужен. А он все дразнится, зараза. Хотя я все-таки от украшений не отказалась бы.

Когда неандертальская община в лагерь пришла — вообще стало поинтереснее. Мы даже танцы стали проводить, и концерты такие закатывать…. Первобытные — такие чуткие к музыке оказались, прямо не знаю как — готовы дни и ночи напролет слушать, не есть ни пить…. Чудно немного, но они хорошие — даже учат нас общаться по своему — образами…. Вот бы узнать, что у Антона в его лохматой бестолковке, которую он по недоразумению головой называет, по отношению ко мне — какие мысли…. А я? Наверно, люблю его, да?

От вечернего костра доносилась шутливая песенка, принесенная нами из кажущимися такими далекими прошедше-будущих дней. Исполнял дуэт их Инны Сорокиной и Севы Стокова. Инка осваивала недавно сделанное банджо, а Всеволод, отбивая ритм на небольшом барабане и нарочито грубым голосом вопрошал партнершу по дуэту:

Инна, нарочито потупив взгляд и нахмурив бровки, отвечала ему:

Слова этой шутливой песенки некоторые приписывают отцу А. Меню. Другие (их большинство), считают их народными из-за великого множества вариантов.

Парочка ребят-мамонтов, нарочито кривляясь, изображали страстное аргентинское танго. Веселье, вынесенное благодаря первым теплым вечерам снова к большому костру, набирало обороты. А в женском доме, на груди у вечной исповедницы — нашей Клавы, ставшей этакой общественной жилеткой для женской части поселка, прямо излучавшей доброту и сочувствие, рыдала Ирка Матниязова.

— Я точно убью этого гада. Паразит, только и знает, что дразниться, подкалывать! А он мне нра-а-а-а-вится…. Эту гадину Лесную Лань вместе с ним укокошу, куда он — туда она, и говорить не умеет толком, а туда же — Ант-о-о-о-о-шча! Ненавижу! Тварь!

Великанша гоминида сочувственно ворчала, нежно гладила подругу по голове, посылала успокаивающие мыслеобразы, утешала. Как маленького ребенка, она взяла девушку на руки и стала укачивать, а та рыдая, упирала заплаканную рожицу в платье своей огромной няньки. Влюбленной девчонке было невдомек, что двумя часами раньше, в ту же подушку плакала разлучница — Лесная Лань, жалуясь на другого гада — брата названного Антона, Зоркого Оленя, который на нее внимания не обращает, как за ним ни ходи. Забыв рядом с Клавой немудреный браслет, вспомнив о пропаже, вернулась с посиделок Лань. Увидев предполагаемую соперницу, в лучших традициях женских схваток без правил вскинулась на нее Ирка:

— Че пришла? Счас прибью, чтоб моему другу на глазах не моталась, ты…… дальше пошли выражения ненормативной лексики, подразумевающей, что девушки подозревают друг дружку в порочащих связях со всеми жителями окружающих лесов, рек и полей, что…. В общем, дальше неинтересно, потому что, окончив членораздельно изъясняться, дикими кошками дамочки бросились друг на друга и вцепившись в волосы, покатились по широкой, как проспект лежанке, шипя и царапаясь. Ирка могла бы, используя знание единоборств, запросто убить свою соперницу — навыков хватало. И Лань вовсе не отличалась робостью, присущей своему тотему, а тоже могла при случае сладить и с взрослым мужчиной, если он из другого племени — набралась навыков на занятиях. Но сейчас — дрались извечным женским способом две разнесчастные девицы, отстаивающие свое право у воображаемой соперницы на понравившегося им парня.

— Я тебе за моего Оленя глаза вырву!

— Не тронь Антона!!!