Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход

Примерно в это же время дож Дандоло направил папе Иннокентию письмо с просьбой освободить его от обета паломника, то есть от необходимости путешествия в Иерусалим. Возможно, известие о чуме в Акре вкупе с возрастом и перспективой еще одной длительной поездки в Левант вызывали у него опасения относительно продолжения экспедиции. Может быть, он хотел вернуться домой, чтобы умереть там — а, кроме того, утвердить своего сына в качестве дожа. Дандоло уверял папу римского в том, что его отъезд не повлияет на присутствие венецианского флота, который будет продолжать служить крестовому походу согласно договоренности.

Повод для признания все усиливающейся слабости Дандоло был хорошим, но Иннокентий вежливо, хотя и решительно отверг его. Он питал неприязнь к дожу еще со времени осады Зары и теперь мягко, но с явным удовлетворением обратил похвалы остальных лидеров крестового похода против самого Дандоло. Иннокентий отметил важность советов дожа для императора Балдуина и его сподвижников и счел неразумным отпустить Дандоло, чтобы его отсутствие не вызвало отправление армии на Святую Землю и ее гибель. Более того, продолжал он, «некто мог бы обвинить» его как крестоносца, что он решил отомстить за причиненные венецианцам беды нападением на Зару, но не отплатил врагам веры за раны Христовы. Так Иннокентий давал понять, что действует исходя из интересов самого Дандоло, защищая его от возможных обвинений в двуличии, и настаивал на его пребывании в рядах крестоносцев. [617] Innocent III, Sources, 147.

Фактически ответ Иннокентия оказался уже не важен. В июне 1205 года латинскому присутствию в Византии был нанесен еще один тяжелый, хотя едва ли неожиданный удар. В возрасте свыше 90 лет Дандоло скончался. Он был погребен с должными почестями в церкви Святой Софии, где по сей день возвышается небольшой памятник в его честь. Возможно, дож был самым выдающимся из крестоносцев. Ни его возраст, ни слепота не мешали его живому уму и великолепному стратегическому мышлению, оказавшему огромное влияние на экспедицию. Если его настойчивость в отношении похода на Зару и снискала недовольство, то его положение среди руководителей крестового похода было неизменно высоким. Во многих случаях именно его планы и идеи воплощались в жизнь крестоносцами. Смерть дожа означала, что в живых и на свободе из старших ноблей, выступивших с самого начала экспедиции, остались только маркграф Бонифаций (находившийся в Фессалониках), Конон Бетюнский, сам Виллардуэн и Генрих Фландрский.

Если часть рыцарей и знати Четвертого крестового похода осела в Греции, чтобы дать начало правящим династиям, то многие крестоносцы вернулись по домам. Часть из них путешествовала через Святую Землю, чтобы выполнить свои обеты. Другие направились морем прямо на Запад. Они отсутствовали дома более трех лет. Дети выросли, родители и близкие могли умереть, владения — поменять хозяев. Сами крестоносцы прошли через неимоверные тяготы, видели ужасы и чудеса, превосходящие воображение, а теперь вернулись домой с чувством облегчения и радости, что смогли пережить это суровое испытание. Они принесли повествования о великих подвигах, о потерях и обретениях друзей, о величии Константинополя и вероломстве греков. Многие вернулись с сокровищами и реликвиями, что позволило выплатить деньги, которые были одолжены для отправки в поход в 1202 году.

Робер де Клари, вероятно, отправился во Францию в конце весны 1205 года. Смерть его господ Пьера Амьенского (лето 1204 года) и Гуго де Сен-Поля (март 1205 года) заставила его отбыть незадолго до разгрома при Адрианополе. Робер привез с собой различные святыни, в том числе частичку Креста Господня, которую он среди прочего передал в местное аббатство Корви. Кроме этих фактов и его повествования, мы ничего не знаем о его судьбе — за исключением того, что он был жив в 1216 году, который последним упоминается в его трудах. [618] RC, 628.

Сохранилось описание поездок некоторых высокопоставленных персон, например, епископа Конрада Альберштадтского. [619] DBH, Sources, 256-64. В августе 1204 года Конрад направился на корабле на Святую Землю, и путешествие из Константинополя в Тир заняло у него почти семь недель. Вскоре после его прибытия архиепископ Тирский планировал направиться в Грецию и, учитывая епископский сан Конрада, попросил его окормлять паству во время своего отсутствия. Конрад с радостью согласился, расположился в резиденции в архиепископском дворце, где рукополагал священнослужителей, и добросовестно наблюдал за восстановлением городских стен после землетрясения. Он посещал святыни, в том числе церковь Богоматери в Тортосе (это красивое здание существует и по сей день в южной Сирии), где получил исцеление от приступа лихорадки. Следующей весной Конрад простился со Святой Землей и через два месяца пути 28 мая 1205 года достиг Венеции. Весть о его прибытии была послана заранее, настоятель Альберштадтского собора и другие клирики отправились в Венецию, чтобы встретить своего руководителя. Венецианцы также отнеслись к Конраду с глубоким уважением. В день Пятидесятницы вице-дож Ренье Дандоло и венецианское духовенство ввели его в собор святого Марка, где была отслужена месса.

Прежде чем отправиться на север в Германию, Конрад посетил папу римского. Он доставил ему послание от Эмери, короля Иерусалима в 1197–1205 годах, и от духовенства Святой Земли, рекомендовавшего его как человека, достойного папской благосклонности. Иннокентий воспринял это пожелание должным образом, и, укрепленный папским благословением, Конрад отправился в последнюю часть своего пути. Когда он приближался к Альберштадту, для его встречи из города вышли герцог Бернард Саксонский, знать и духовенство. Конрад явно умел устраивать публичные мероприятия, и перед ним везли похоронные дроги, на которых лежали вывезенные из Константинополя святыни. Чтобы увидеть это зрелище, собралось почти все местное население, выкрикивавшее хвалу человеку, привезшему на родину столь богатые дары.

16 августа 1205 года Конрада сопроводили к вратам собора святого Стефана, где клирики радостно распевали антифон «Iustum deduxit Dominus» («Господь возвел благочестивых»). Затем Конрад произнес проповедь обо всех доставленных им святынях, которые отныне должны были покоиться в соборе. Он также провозгласил ежегодное празднование в епархии дня прибытия святынь, которое в некотором роде означало и сохранение памяти о его собственных достижениях. Такие описания дают нам представление о том, что ожидало вернувшихся крестоносцев. Не все могли похвастаться таким же приемом, как альберштадтский — но ликование в связи с обретением святынь и рассказы о подвигах в той или иной мере происходили повсеместно по Западной Европе.