Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход

Готовность крестоносцев рискнуть папским расположением, напав на город, находящийся под покровительством короля Эмико Венгерского, принявшего знак креста (сколь бы спорным ни было использование им этого статуса), демонстрирует зависимость французов от венецианцев. В этом же эпизоде проявляется и стремление крестоносцев не допустить задержки экспедиции. Нельзя не заметить их готовности продолжать священную войну.

Причины, которые могли подтолкнуть человека к принятию креста, были сложны и многочисленны. Ко времени Четвертого крестового похода в них переплетались текущая политика и все те же побуждения, которые вели участников Первого крестового похода в 1095 году. Для некоторых знатных династий век крестовых походов налагал нечто похожее на обязательство участвовать в священной войне. [654] Свое влияние оказывала и рыцарская культура, возобладавшая в течение XII века при дворах Северной Европы, равно как и в Монферрате. Она взращивала в своих приверженцах непреклонное чувство чести вкупе с долгом повиновения своему сюзерену. Эти принципы простирались за пределы светских взаимоотношений и, сливаясь с яркой религиозностью того времени, заставляли чувствовать обязанность доброго христианского рыцаря в проявлении преданности верховной власти — Господу, ради которой и предпринимались попытки освободить Святую Землю от неверных.

Духовные награды крестоносцев тесно сплетались с рыцарским призванием. Сражаясь и убивая, воины стремились смыть с себя последствия греха и так избежать адских мучений — а отпущение всех грехов как раз давало крестоносцам возможность достичь этой цели.

Краеугольным камнем рыцарской этики являлись героические поступки. Обширная современная литература показывает едва ли не одержимость стремлением проявить рыцарскую доблесть. Круг рыцарских турниров Северной Европы давал широкие возможности, но крестовый поход являлся предприятием, в котором рыцарским подвигам придавался некий духовный аспект. Появлялся шанс соединить героизм с преданностью и честью, можно было достичь славы и положения среди героев крестовых походов прошлых эпох, таких, как Годфрид Бульонский или Боэмунд Антиохийский.

Жажда наживы, а иногда и стремление приобрести во владение земли, несомненно, были еще одним побуждением крестоносцев. До некоторого предела такие желания не противоречили церковной концепции собственности крестоносцев. Но пребывание в приемлемых рамках означало присвоение только необходимого для выживания и выплату спутникам разумных, но не значительных вознаграждений. Однако даже в таком случае расцветали алчность и зависть, и крестовый поход мог оказаться неугодным Господу.

В любом случае ведение священной войны было весьма дорогостоящим. Прежде чем думать о возвращении с богатством, приходилось потратить немалое количество денег. Предыдущие крестовые походы едва ли вдохновили нажитыми состояниями, скорее наоборот — немало воинов вернулось без гроша в кармане. Тем не менее, если бы Четвертый крестовый поход смог завоевать Египет, а затем вернуть Иерусалим, материальные блага могли стать реальностью.

Сочетание всех упомянутых факторов, вероятно, руководило выбором большинства рыцарей-крестоносцев. У менее знатных бойцов, пехотинцев и оруженосцев, необходимость служения сюзерену и желание отвлечься от удручающей монотонности будней заменяло высокие рыцарские чувства. Но, как бы то ни было, требовалась активная деятельность, чтобы преодолеть все сложности принятия креста — сочетание страха перед смертью, пленением и морским путешествием, огромными расходами и разлукой со своими семьями, любимыми и домочадцами. После того, как обет был принесен, стремление к славе, спасению и обогащению вкупе со страхом перед отлучением от церкви создавали серьезное давление, заставлявшее осуществлять эти обеты.

В августе 1202 года необходимость выполнить принесенные обеты, усугублявшаяся непростым положением на Святой Земле, заставила основную часть крестоносцев согласиться с отклонением в сторону Зары. Осада представлялась только короткой отсрочкой перед вторжением в Египет — хотя, как мы видели, стяжать богатую добычу не удалось, и финансовые проблемы так и не были разрешены. В этот момент в лагерь крестоносцев прибыл царевич Алексей.

Несмотря на отказ, который Алексей получил в прежних попытках обеспечить помощь со стороны западных правителей, теперь его посланники сулили людей и деньги, столь необходимые крестоносцам для помощи франкам на Святой Земле. К обещаниям добавлялось и обещание подчинения православной церкви Риму. Изображение посланниками положения царевича Алексея и его отца Исаака, несправедливо лишенных власти, отвечало стремлению крестоносцев возвращать неправедно отобранные земли. Чтобы получить награду, крестоносцы должны были отклонить путь флота в сторону Константинополя, чтобы там утвердить царевича Алексея на императорском троне. Хотя в это время часть крестоносцев отделилась от экспедиции, большинство руководителей надеялись, что после выполнения царевичем своих обязательств шансы крестоносцев на успех значительно возрастут. Другими словами, отклонение в Зару и Константинополь рассматривалось как этапы кампании по пути в Египет.

Прибыв в июне 1203 года в Константинополь, крестоносцы выражали искреннее удивление враждебным приемом, оказанным царевичу Алексею. Ожидалось, что волна народного одобрения вернет его на престол без использования военной силы. Однако император Алексей III постарался использовать давнюю подозрительность византийцев к крестоносцам, чтобы создать почву для серьезной оппозиции.

К июлю 1203 года активные военные действия уроженцев Запада вынудили Алексея III бежать. Византийская знать решила освободить Исаака и короновать царевича в качестве соимператора. Хотя коронация Алексея IV казалась крестоносцам шагом к достижению их целей, растущая враждебность византийцев, подогреваемая попытками нового императора выполнить свои тяжелые финансовые обязательства, постепенно уничтожила надежды молодого человека на возможность сдержать свое обещание. В итоге Алексей оказался связан все более настойчивыми требованиями союзников выплатить обещанное, а антизападные настроения в Константинополе росли, что еще сильфе сокращало пространство для маневра.

Несмотря на ухудшение отношений, в то время, пока Алексей оставался у власти, у крестоносцев существовала возможность покинуть Византию в сохраненном порядке. Но переход власти к Мурзуфлу и убийство императора безвозвратно все изменили. Именно в этот момент, а никак не раньше, покорение Константинополя крестоносцами становится целью экспедиции. Воины стояли лагерем за пределами непримиримо враждебного города. У них практически не было ни денег, ни продовольствия. Они были озлоблены ожиданием исполнения обещаний в течение долгих месяцев; они были вынуждены противостоять вражеским вылазкам (в частности, с горящими кораблями); они были повергнуты в ужас убийством Алексея. Недовольство воспламенило давнишнюю религиозную и политическую неприязнь. Накопившийся гнев и страх уроженцев Запада выплеснулся с яростью лесного пожара. Помощь Святой Земле оставалась долгосрочной целью крестового похода — но теперь на первое место выходило сиюминутное выживание, а оно означало штурм Царь-города.