Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ]

С тяжелым, глухим звуком ударила снайперская винтовка, их главный калибр.

Выехавший на полосу старый советский Зил занимался пламенем, дыма было все больше и больше…

Еще один выстрел Барретта. Было видно, как на башне, там, где был снайпер — брызнули осколки бетона и искры.

— Твою мать! Слева! Слева!

— Прикрываю!

Блестящий, золотистый, похожий на произведение искусства своими безупречно точными линиями патрон скользнул в патронник.

— Контакт! На дороге! Слева!

Капрал опер цевье винтовки на крыло, прицелился. Два старых пикапа, набитых боевиками «Аль-Каиды Арабского полуострова» — поднимая столбы пыли, неслись от аэропорта.

Винтовка снова жахнула — и на головной машине моментально провалилось внутрь стекло, от удара пули оно просто разлетелось, и набегающий поток воздуха вдавил осколки в кабину. Машина резко вильнула в сторону.

— Держи!

Джек протянул снайперу снаряженный бронебойно-зажигательными магазин. У каждого из членов группы — вдобавок к основному снаряжению был магазин для Барретта и коробка патронов к нему же — двадцать штук. Они не могли себе позволить оказаться без боеприпасов к своему главному калибру посреди Африки… или Арабского полуострова, твою мать.

Стюарт — наощупь вогнал магазин на место, дернул затвор, досылая патрон в патронник.

— Семьсот! Быстро приближается!

Винтовка бухнула — и на втором пикапе вздыбился капот, закрывая водителю обзор. Вверх ударил фонтан воды и пара — пуля разнесла радиатор и блок цилиндров.

— Прикрывающий! По машинам! Работай Башню!

Самолет медленно двинулся с места — пилоту, наконец, удалось справиться и со страхом и с машиной. Британцы бежали рядом с прыгающим на колдобинах рулежки самолетом, огрызаясь огнем. Рядом с аэропортом, с башней — суматошно палили стрелки. Здесь как в собачьей стае — все лают и ты лай.

У аэропорта что-то вспыхнуло — сильная, желтая, с черным дымом вспышка — бронебойно-зажигательная попала в бензобак и…

— Джо! Мать твою, Джо!

Майор выхватил пистолет, ткнул в затылок пилота.

— Стоп! Стоп!

Зил горел совсем рядом, дым от него — хоть как-то прикрывал их.

Джек — уже тащил упавшего на бетонку Джо к самолету. Майор — прикрывал огнем. Когда Джек начал передавать Томми в руки майора, тот сразу понял — дело дрянь…

Стю выстрелил — и бронебойная пуля разбила крупнокалиберный пулемет на пикапе. Вторая — попала в двигатель…

— Взлетаем!

Джо умер молча. Только, как они взлетели. Ничего не помогло — он просто перестал дышать, вот и все. Так бывает. Пуля русской снайперской винтовки — попала в него на излете, они сначала не поняли, куда именно. Потом поняли — в плечо, сверху вниз, бронежилет там не защищает тело. Когда они совершили посадку — у них на руках был уже труп…

Посадка прошла нормально, плоскости самолета были немного повреждены, пробоины были и в фюзеляже — но ни двигатель, ни баки самолета не были повреждены. Они сели непонятно где, пилот ориентировался по небольшому городу — долина, прикрываемая здесь горным хребтом, давала десятки возможных площадок для посадки.

Они расплатились с летчиком и он улетел назад.

Майор молча расчехлил небольшую лопатку — одну, больше у них не было. Остальные — взялись за ножи, рыхлить почти каменную, иссушенную солнцем, бесплодную и безводную почву…

Когда закончили, положили Джо в могилу и накрыли его маскировочной тканью — над могилой еще одного, сгинувшего в безвестном походе непонятно ради чего британского солдата — грянули семь почти бесшумных залпов. Нормально салютовать было нельзя — привлечешь внимание местных — а оружие тут есть почти у каждого. Здесь еще относительно цивилизованная территория, называемая Пунтленд, никем не признанное государство, живущее примитивным сельским хозяйством, пиратством, контрабандой и наркоторговлей.

Стюарт Уилкинсон взял координаты могилы по GPS, чтобы вернуться сюда потом и хотел что-то сказать — но майор жестом остановил его.

— Не надо, Стю. Не надо никаких слов. Просто мы потеряли еще одного товарища — и черт меня побери, если я понимаю, во имя чего.

Над могилой повисло тяжелое молчание.

— Притопчите все здесь как следует — наконец сказал майор — и замаскируйте. Не дай Господь, местные наткнутся и разроют. Живы останемся — вернемся, заберем и похороним по-человечески. Если нет… черт возьми, это не самое худшее погребение для парней нашей профессии. Я пойду в город, решу что-то насчет транспорта. Контрольный срок — завтра, восемь часов утра…

Майор раздобыл небольшой пикап, японский, не китайский, хоть и старый. Непонятно как — то ли заплатил, то ли угнал — да никого это и не интересовало. Погрузив в него весь немудреный скарб, распределив дежурства — дежурный вынужден был стоять в кузове и глотать всю пыль местных дорог — они тронулись на юг…

Территория местная была не пустыней, но и не нормальной землей — глина, чертова африканская глина, кое-где с проблесками песка, но в основном глина, песок будет южнее. Гор здесь не было — холмы, чахлая, без листьев растительность и дорога. Точнее — несколько дорог, здесь никогда никто не ездил по одной той же дороге, опасаясь накликать беду — четверть века войны вытравили из душ людей все человеческое, тонкий слой цивилизованности сполз как обожженная пламенем кожа — и под ним проявилось все то, что составляло суть человека многие тысячи лет до Рождества Христова. Убей или будешь убит. Если тебя ограбили это плохо, если ты ограбил — это хорошо. Если тебе попался кусок — вцепись в него и грызи, никому не отдавай. Если навстречу идет человек и у него есть что-то ценное — присмотрись к нему. Если он сильнее тебя — убегай, если равен силой — дерись, если слабее — сделай его своим рабом. Нормальная крестьянская африканская общинность здесь была успешно разрушена сначала итальянцами, потом местными — и тот строй, который был здесь сейчас представляя собой ту же общину, но в новом, кошмарном варианте. Полностью девальвировалось понятие труда, зато появилось рабство — теперь черные держали черных же рабов. Никто не хотел работать на земле — молодые люди из таких вот деревенек, сбившись в бригады по несколько человек, примерно одного и того же возраста, знающие друг друга с детства — уезжали от родных домов и подряжались либо пиратским главарям, либо исламским фанатикам, либо миротворцам — но те платили меньше всех и были мягкотелыми — не могли просто так убивать — потому на миротворцев работали те, кому не повезло в других местах. Кто-то подряжался на простую работу — кто по каким то причинам не мог убивать с автоматом в руках. Работали на примитивных фабриках (это в основном женщины, многие — рабыни) — разгружали в порту сухогрузы с гуманитаркой, мешки на которых написано «не для продажи» тут же везли на рынок. Понятие справедливости девальвировалось начисто, а единого общества, сомалийцев как общности — не было уже давно. Разбившись на большие и мелкие стаи — люди остервенело грызли всех, кто попадается — стараясь выжить.