Михаил Белозеров - Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

Ох, Лёха, Лёха, подумал Феликс, не долго тебе ходить в холостяках.

— Ладно, — сказал он с лёгкой душой, насколько она могла быть лёгкой в данной ситуации, — буду ждать тебя на той стороне, — и вышел вон, прихватив сумку.

Припекало совсем не по-московски, и чёрная крыша «Land cruiser» казалась раскалённой, как поверхность солнца. Внутри, однако, было вполне комфортно из-за работающего кондиционера, и вообще «Land cruiser» был той машиной, которая больше походила на танк, чем на изящный «Опель» Феликса. Но выбирать не приходилось. Что родина дала, тем и пользуемся, с ехидцей по отношению к этой самой родине решил Феликс. «Привыкай смолоду брать то, что тебе даётся легко», — вспомнил он слова мистера Билла Чишолма. Великолепное руководство к действию, только трудноисполнимое в нашей стране. Вот и приходится, думал Феликс, выворачиваться. А как ещё жить? На одну зарплату?

В районе Красного Пахаря он выскочил на международную трассу М29. Дорога была знакомой: по краю бесконечных незасеянных полей и мимо густо стоящих поселков, в большинстве своём пустых и брошенных. На поворотах «Land cruiser» вёл себя тяжеловато, сказывалась парусность высокого корпуса, совсем не так, как у юркого «Опеля», к которому привык Феликс. Зато на первом же прямом отрезке, сам не замечая того, он набрал такую скорость, что ветер начал посвистывать в корпусе, а тополиный пух мелькал, как снег в бурю. Феликс очнулся в тот момент, когда стрелка спидометра уверенно приблизилась к цифре сто пятьдесят километров в час и легко поползла дальше. Ощущалось, как в багажнике колышется масса в четыреста килограммов. Если кувыркнусь, суеверно думал Феликс, то меня раздавит, как таракана. Зато редкие «легковесы», тоже спешащие в сторону границы, поспешно уступали дорогу — сигналить не надо, и Феликс чувствовал себя слоном в посудной лавке, от которого все с перепугу шарахаются в разные стороны.

Через двадцать минут такой езды позади остался Пятигорск, а ещё через десять на горизонте среди остроконечных гор, на фоне Эльбруса возникла девятиметровая «стена», построенная американцами в рекордно короткий срок — тысяча триста километров за четыре месяца. Русских даже не подпустили, хотя строили на их же деньги. «Лениво работают», — писали в печати. «Воруют, и руки не из того места растут». Подрядились арабы, ингуши, чеченцы и все остальные народы, которым захотелось жить в клетке. Уж они-то постарались, чтобы возвести её для себя, и, естественно, остались недовольными. Считали, что «новая свобода» их не коснулась, что до «новой истинной свободы» им, как до Киева раком, потому что они не получили в полной мере то, чего хотели. А хотели они многого, даже на Казань поглядывали. Фигушки, злорадно думал Феликс, Казань — истинно русский город. Кстати, от Грузии Америка их тоже на всякий случай отгородила. Не любили почему-то на Кавказе проамериканскую Грузию. Ну, да бог с ними, это теперь уже не наши проблемы, это их проблемы. Об этом как-то воскликнул Михаил Спиридонов: «Наконец-то избавились от балласта!» И то, что перенаселенность, и то, что безработица и бандитизм, и то, что инфляция зашкаливает до небес, и многие другие разные беды. Так кто же просился отделяться? Переходный возраст? Что-то не додумали? А теперь вы, ребята, сами по себе, а мы сами по себе, и спроса с нас никакого, кроме зловредности и ехидства.

Чем ближе подъезжал Феликс, тем величественнее казалась ему «стена», каждый раз он восторгался в глубине души и ему хотелось петь старые советские песни типа: «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы…» или «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Более того, он воспринимал её как символ прогресса и «новой свободы». Об этом и мистер Билл Чишолм твердил, мол, отпустите Кавказ в свободное плавание, и больше к вам никаких претензий. Всё встало на свои места, думал Феликс, испытывая душевный подъём. Мы честные люди, мы отдали то, что не принадлежало нам никогда, все эти бесконечные кавказские войны, весь этот сепаратизм и перманентная партизанщина, вся эта либеральная возня и заигрывание с кланами, откупы из госбюджета, большие деньги, газ и нефть, ракеты и армия. Теперь проблема решена раз и навсегда, во веки вечные. Пусть Кавказ сам покажет, жизнеспособен он или нет. Если всё сделано по уму, то мы получим братскую страну, в которую будем ездить отдыхать лет так эдак через сто, когда улягутся страсти-мордасти.

Однако обитатели Имарата Кавказ не понимали своей выгоды, роптали, стреляли, делали подкопы и туннели, устраивали демонстрации и, с точки зрения цивилизованного человека, вели себя совершенно неразумно. Поэтому «стену» обвивала колючая проволока, а через каждые двести метров поставили вышки с прожекторами и пулемётами. Говорят, что это только вначале, вспомнил Феликс. Потом же армию уберут, а вышки демонтируют и вообще, может, даже и стену разберут на сувениры, как Берлинскую. Не может быть, чтобы Михаил Спиридонов ошибся. Ведь, собственно, он и был автором выражения «новая свобода». Однако, если разобраться, то «новая свобода» — это копирка с американского выражения «freedom from injustice», которое весьма часто применяется в госдепе и которое переводится как «свобода от несправедливости». Для русского уха — это несуразица, чистая белиберда, вот и перевели просто как «новая свобода», которая вместила в себя все несправедливости скопом: трофимовщина, честные выборы, казнокрады, олигархи, власть, свобода слова, печати и собраний и прочее, прочее, прочее, о чем госдеп не имел ни малейшего понятия и никогда об этом не заикался.

Непонятно только, как моджахеды собирались осуществить прорыв, не взрывать же на самом деле это великолепное творение рук человеческих? Однако взорвут, я их знаю.

«Своих» Феликс не боялся, как можно не бояться столичную полицию, если ты живёшь в столице и пользуешься такой привилегией, как «маячок». «Свои» пропустят, стоит им увидеть его машину. Весь фокус заключался в том, что на «Land cruiser» стояли красные дипломатические номера. А это означало, что водитель и пассажиры, находящиеся в нём, не подлежат досмотру. Впрочем, у Феликса имелся ещё и соответствующий документ с красной гербовой печатью с двуглавым орлом и устрашающей надписью: «Согласно договоренности между РФ и Имаратом Кавказ обладатель сего документа на пограничных заставах, пунктах перехода и пр. не подлежит личному досмотру, в равной степени не подлежит досмотру автомобильное средство, снабженное дипломатическими номерами». Надпись дублировалась на трёх языках: русском, английском и чеченском. Для особо тупых внизу была ещё сноска и на арабском. Однако это была чистой воды подстраховка — арабы в Имарат Кавказ не совались, здесь возникла местная элита, которая была крайне спесива и не признавала ничьего влияния.