Михаил Белозеров - Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

— Ну смотри… — как-то странно произнёс Александр Гольдфарбах и убрал телефон.

Теперь он был бледен, как покойник, даже бледнее Феликса.

Глеб Исаков, который абсолютно ничего не понял, снова подсуетился, и они неохотно выпили водку, которая больше напоминала сидр. Феликс на радостях даже закусил. По тому, как переглянулись Александр Гольдфарбах и Нора Джонсон, он почувствовал, что произошло что-то, имеющее непосредственное отношение именно к нему, Феликсу Родионову. И это «что-то» было не очень хорошее, даже, наверное, очень плохое, быть может, кардинально изменившее ситуацию. В гробовой тишине Исаков снова разлил водку. Выпили, и Норе Джонсон захотелось курить. Они отошли в сторонку.

— There's nothing there, [73] Там ничего нет (англ.). — услышал Феликс, у которого из-за Лоры Гринёвой до предела обострились все чувства.

— Are you sure? [74] Это точно? (англ.)

— More precisely does not happen. [75] Точнее не бывает (англ.).

— Was he so clever? [76] Неужели он такой хитрый? (англ.) — Она невольно оглянулась.

— God knows. [77] Бог его знает (англ.).

— What do we do? [78] Что будем делать? (англ.)

— I'll think of something. [79] Я что-нибудь придумаю (англ.).

— Think fast, there's no time, [80] Думай быстрее, у нас нет времени (англ.). — нервно сказала она, и её гневливая морщинка стала похожа на трещину в коже.

— Do not worry, I'll do it, [81] Не волнуйся, я всё сделаю (англ.). — заверил он её.

— You feel good, — сказала она, — and I would be killed without hesitation. [82] Тебе хорошо, а меня убьют, не задумываясь (англ.).

— Do not worry, dear, not so bad. [83] Не волнуйся, дорогая, не всё так плохо (англ.).

— Mind you, with both of us will be asked to complete. [84] Учти, с нас обоих спросят по полной (англ.).

— Carefully, he observes. [85] Осторожно, он наблюдает (англ.).

Они вернулись к столу со злыми лицами. И вот тогда страх, который сидел где-то в подкорке, снова вылез, и Феликса охватила паника. Вдруг эти двое связаны с секретными службами, а я их дразню. Рано или поздно они докопаются до истины. Хорошо бы, это произошло после начала войны, когда меня здесь не будет. Как он глубоко ошибался.

Он так расстроился, что всю ночь то ли спал, то ли не спал, а под утро, когда всплыл из небытия, страх снова овладел им: что если Гольдфарбаха посетит озарение и он поймёт что к чему? При ухудшении ситуации компашка может упредить развитие событий — недаром у них в наперсниках человек с кавказским акцентом.

Но наступил рассвет, ничего не случилось, и Феликса чуть-чуть отпустило, но ненадолго. Утром он снова кусал пальцы и не знал, что ему делать. Впрочем, думал он, если мне так везёт в жизни, то почему бы ещё раз не смотаться за марочным «наркозом»? И силы были на исходе, и колени дрожали, и сон бежал из глаз, однако надо было что-то делать, а не оставаться в неподвижности. Лора Гринёва! Любовь и отчаяние! Золотое облако из рыжей чёлки и серебристого смеха растаяли, как наваждение. На ней можно было поставить жирный крест: вчера она, вихляя своим восхитительным задом и поводя туда-сюда угловатыми плечами, ушла с Глебом Исаковым. И Феликс с его опытом и с бесконечным везением понял, что ничего не понял в жизни, что запутался, как в трёх соснах, как глупый пингвин в сетях, как мотылёк, прилетевший на огонь. Обожгла ему крылья Гринёва окончательно и бесповоротно. Так обожгла, что при мысли о ней у него начинала болеть голова, а в паху поселялся кирпич. И думать было абсолютно не о чем, потому что всё было передумано, всё истёрто в порошок и посыпано пеплом.

А ещё он понял, что кабинет кто-то обыскивал и возился с компьютером. Найти, конечно, этот кто-то ничего не нашёл, потому что Феликс снёс буквально всю информацию, относящуюся к «тайне президента». Научили его кое-чему на свою голову помощники мистера Билла Чишолма, кое-чему — приятели, но в основном он постигал азы самостоятельно и хорошо себе представлял, где что лежит и как «это» убрать, да ещё так, чтобы не оставить следов — даже намёка, даже вздоха. Поэтому Александр Гольдфарбах и Нора Джонсон попали впросак. Ах, какой я хитрый, без особого восторга думал Феликс, хитрый и глупый — проворонил Гринёву.

Однако уничтожить вторую флешку у него не хватило духа. Не потому что он не надеялся на Гринёву, и не потому что надежда умирает последней, а потому что, если что-то пойдёт не так, как, по идее, должно пойти, и его обвинят в банальном воровстве — это единственное алиби, которое его оправдает. Впрочем, в чём бы его ни обвинили, лучше об этом не думать, ибо что-то ему подсказывало, что исход такого развития событий может быть один — голова с плеч, ибо им займутся люди куда более могущественные, чем мистер Билл Чишолм, люди, умеющие работать исключительно руками, а не головой. Поэтому он взял флешку с собой, примотав её клейкой лентой к внутренней стороне лодыжки. Не очень удобно, он зато надёжно: лодыжка — это как раз то место, которое обыскивают в последнюю очередь.

Всё это Феликс обдумывал, пока собирался. Нашёл деньги, которые засунул в грязные носки, оделся по-дорожному: в джинсы и куртку, набил карманы «nescafe» и прихватил бутылку минеральной воды. По старой привычке посидел на тумбочке — сосредоточенно, как Будда, и со вздохом поднялся, чтобы покинуть номер. После вчерашнего загула гостиница спала мертвецким сном, лишь на сорок восьмом этаже в холле какая-то девица с голым задом пила из горлышка шампанское и пробовала помочиться в кактус.

Прислуга оказалась настолько вышколенной, что не замечала ничего вокруг, служащие гаража залили полный бак и свозили «Land cruiser» в мойку. Теперь он сиял своим никелированным «кенгуру» и окантовкой. Стоимость услуг и бензин входили в счёт номера. Имарат Кавказ ни в чём не хотел ударить лицом в грязь.

Феликс, дыша алкогольными парами, забрался в машину и выехал, когда жёлтая луна ещё властвовала на небосклоне и город уже притих, ожидая своей участи, а муэдзины призывали к молитве. Рассвет был по-весеннему тёплый, ветер гулял по салону и свистел в обшивке всё то время, пока Феликс нёсся по трассе, как навстречу судьбе. На границе у него даже не стали проверять документы, только глянули на перекошенную физиономию. Капитан Габелый, как старому знакомому, махнул рукой, а прапорщик Орлов поглядел с нескрываемым презрением. Впрочем, Феликс не остался в долгу и продемонстрировал большой палец, на что прапорщик Орлов пообещал «вырвать его с корнём», но капитан Габелый не позволил и что-то такое сказал, отчего Орлов радостно заржал:

— Гы-гы-гы!!! — и хлопнул себя по ляжкам, едва не выронив оружие.

Феликс было обиделся, хотел выяснить отношения, даже открыл было дверцу, но передумал, вспомнив, что ему ещё раз пересекать границу: «А потом вы запляшете у меня!»