Сергей Стригин - Восьмая горизонталь

Нас заволокли во двор, кидают к крыльцу добротного двухэтажного дома. Вокруг собирается немногочисленная толпа, молодицы в цветастых платках, дети, вышло пару седовласых стариков, но все эти сволочи, смотрят на нас как не на людей.

Наконец-то развязали ноги, пытаюсь встать, но они так затекли, что, под хохот падаю в пыль. Семён помогает подняться. Стоим, хмуро озираемся. Светочку и Игоря взяла за руки толстая, с добродушным лицом, немолодая женщина и уводит в сторону хозяйственных построек. Я долго провожаю взглядом родные фигурки, сердце сжимается от горя.

— Ваши дети? Больше их не увидите. Не переживай, они хорошо устроятся, — заметил мой взгляд Санёк.

— Мразь ты! — не удержался Семён.

Благодушный взгляд нашего конвойного резко меняется, в глазах вспыхивает ярость, с садистским наслаждением наотмашь бьёт плоской частью меча по лицу. Кровь брызнула фонтаном из рассечённого виска. Я в ужасе вскидываю глаза на нашего мучителя, он пробил височную артерию, если срочно не принять меры, это смерть.

— Ты, что натворил, Санёк, — выскакивает на крыльцо плотный, богато одетый мужчина, — не успел рабов мне привести и тут же убиваешь!

— Да, ладно вам, Борис Эдуардович, — смущается тот, — сейчас ветеринар ему повязку сообразит, заживёт как на собаке.

Семёна пинками поволокли вглубь двора, дай бог, чтоб всё было с ним в порядке. Пытаюсь гасить в груди разгорающееся бешенство, нельзя выходить из себя, будет лишь хуже.

— Ну, а ты, что молчишь? — с вызовом окидывает меня взглядом.

— Я так понимаю, лучше не задавать лишних вопросов.

— Быстро усекаешь. Молодец. Думаю, подружимся, — он скалит белые крепкие зубы.

Первым делом я их тебе выбью, мелькает во мне мысль. Я уверен, так оно и будет. Экспедитор, хренов!

Борис Эдуардович подходит ко мне, сверлит взглядом из-под нависших бровей. Я вроде знаю, надо бы взгляд опустить, зачем напрасно нарываться на неприятности, но не могу, смотрю ему прямо в зрачки. Тень недоумения мелькает на лице:- Ты не простой человек, — нехотя заявляет он, — боюсь, раба из тебя не получится. Жаль, мог бы жить и жить. Впрочем, попробуем с тобой поработать. У нас есть неплохие профессионалы. Глядишь, через месяц, другой выйдешь на арену. По секрету хочу сказать, наш правитель, уважаемый Вилен Жданович, приветствует отважных. Приглянёшься ему, свободным станешь.

— Кто! — невольно вырывается у меня восклицание.

— Ты, что, его знаешь? — с интересом смотрит на меня Борис Эдуардович.

— Да, так, слышал, — осторожно говорю я.

— Ну, да, конечно, о нём многие слышали, никак он основатель государства Господин Великий Ждан.

— Именно так, — соглашаюсь я. — А далеко до города Господин Великий Ждан?

— Много вопросов задаёшь, непростительно для раба. Ну, да ладно, скажу, дней десять на повозках. Не будешь артачиться, увидишь город. Он великолепен, говорят, не уступает даже Граду Растиславль.

Сердце защемило от этого высказывания. Как же мы так по-дилетантски вляпались! Где-то совсем рядом моё государство. Да, обидно и глупо, а ведь надо держать инкогнито, если узнают, кто я, убьют точно.

— Вот их вещи, — говорит Санёк. Конвойные скидывают на землю наши ранцы и оружие.

— Ого! Какой меч! Неплохой топор! — вырывается восклицание у Бориса Эдуардовича, — так вы действительно воины. Как вас сюда занесло? Случаем вы не шпионы князя Аскольда? Впрочем, можешь не отвечать, всё равно для вас ничего не изменится. Я уже имею на вас виды.

Ворошат ранцы. С напряжённым вниманием смотрю, как они достают вазу и маску, чуть ли не обнюхивают, с ухмылкой бросают в пыль, не впечатлили. Со смолой они тоже не разобрались, но, нам всякий случай ставят ведёрки под крыльцо. Неожиданно натыкаются на спящего дракончика. Тот с рассерженным шипением выскакивает из ранца, плюётся огнём, злобно кусает пальцы, пытающиеся его поймать. Вопль, у несчастного пополам перекушена ладонь. Никогда не думал, как силён мой питомец! Дракончик вырывается, изрыгает уже не маленький огонь и взмывает вверх, исчезает за высоким забором.

— Что это было?! — потрясённо спрашивает Борис Эдуардович.

— Да, так, птаху по дороге подобрали, — с удовольствием говорю я.

— Да это, какой-то птеродактиль! — восторженно восклицает Санёк.

Несчастный орёт, заливая пыль кровью. Пару пальцев вообще отвалились и валяются в грязи как безобразные гусеницы.

— Вы для меня загадка, и, думаю, большая головная боль, — цедит сквозь зубы Борис Эдуардович. — Пока отведите в отдельную камеру, на досуге, разберусь с ними.

Меня гонят вглубь двора. Иду, злорадно посмеиваясь, слышу вопли несчастного, оно, конечно, я врач, по образованию, но мне совсем не жалко страдальца. Толи ещё будет, злорадно думаю я. Чувствую, как когда-то задремавшая Сила вливается в мои члены. Ощущение такое, что могу движением плеч разорвать путы, но пока не хочу торопить события.

Меня толкают в тёмное помещение, здесь уже Семён, голова перевязана, но кровь всё ещё сочится сквозь повязку.

— Как у тебя? — спрашиваю друга.

— Жить буду, — ухмыляется он, — ветеринар неплохо знает своё дело. Правда, возмущался, говорил, он занимается праведным делом, всяких баранов лечит, а тут какого-то смерда привели. Ну, ему там объяснили, плевался, но артерию зашил, видно, в прошлом, был неплохим хирургом.

— Испортился народ, — взгрустнул я.

— Что делать будем?

— Поживём, увидим. А ты знаешь, я не хочу здесь задерживаться, в любой момент могу верёвки порвать, вот только не знаю, где наши дети.

— В том то и дело, — соглашается друг, — надо узнать, где дети.

— У Машки какой-то.

— Придётся к ней наведаться.

— Наведаемся, куда денемся, — я оглядываюсь по сторонам. Хотя двери плотно закрыты и нет окон, хорошо вижу, да и Семён не испытывает дискомфорта. Пещерная жизнь научила нас видеть в темноте.

Наша камера представляет собой помещение из хорошо подогнанных друг к другу брёвен, дверь дубовая, оббита железными пластинами, на полу солома, пару вонючих шкур, на стене болтаются несколько металлических колец, судя по всему, пристёгивают на цепь особенно строптивых, у двери зловонное корыто, туда наливают еду для заключённых. Первым делом стараюсь очистить корыто соломой, неизвестно, сколько будем здесь сидеть.

Семён возится со шкурами, пытается вытряхнуть, но затея неверная, такая поднялась пыль, что я невольно ругнулся.

— А, как же артефакты? — неожиданно осенило его.

— Во дворе вышвырнули, под крыльцо закатились, там же и смола, на наше счастье эти вещи их не впечатлили. И ещё, слушай хохму, наш дракончик пальцы одному откусил.

— Правда, что ли?

— Сам не поверил, напрочь откусил.

— М-да, подрос… с крупного кота, — Семён задумался. — А ведь быстро растёт. Что из него получится?