Ральф Питерс - Война 2020 года

Но оно было там. Он не сомневался.

– Ну хорошо, Мерри, – сказал он начальнику разведки, – можешь продолжать.

Мередит коротко оглядел ряды молчаливо ждущих офицеров, затем снова остановил взгляд на полковнике.

– Перед нами, – повторил он, – генерал Нобуру Кабата, старший японский офицер на театре военных действий. – Его слова эхом отдавались в холодном полумраке старого склада. – Кабата имеет большое влияние в вооруженных силах, обладает богатым опытом как практических боевых действий, так и штабной работы, связан с оборонной промышленностью. Если вы взглянете на нашивки у него на груди – вот здесь… – Мередит повел лазерной указкой. – Желто-зеленая ленточка в третьем ряду – знак службы в контингенте японских советников в Южной Африке во время нашей… экспедиции.

Тейлор едва удержался от того, чтобы во второй раз не перебить Мередита. Ему очень хотелось услышать подробности, но он сдержался.

Он подождет конца сообщения. Полковник побоялся, что кто-то из его подчиненных вдруг угадает его слабое место. Не об Африке сейчас следует думать.

– Кабата всегда был связан с самой современной техникой, – продолжал Мередит. – Он не только специалист в области авиации, но, по нашим данным, некоторое время служил летчиком-испытателем, разумеется, в молодые годы. Прекрасно говорит по-английски, который освоил, обучаясь по обмену в Британском штабном училище в Кимберли, выпуск 2001 года. Имеет репутацию англофила, даже специально летает в Лондон, чтобы шить себе костюмы. Кабата пошел в армию не для того, чтобы зарабатывать на хлеб. Он из богатой семьи, хотя и пострадавшей, когда мы национализировали принадлежавшую японцам недвижимость в Соединенных Штатах. Они владели там немалыми ценностями. Как бы то ни было, он происходит из влиятельного старинного рода, обладающего давними военными традициями. – Мередит помолчал минуту, переводя дух. – Но не все здесь сходится. Его жена – преподаватель лингвистики, и у них двое детей: сын и дочь. Дочь работает в издательстве, сын – инженер-химик. Тут что-то не так. У них в семье с незапамятных времен все становились военными, и карьера Кабаты чрезвычайно успешна по всем меркам. И все же, по нашим данным, он отговорил сына от службы в армии.

«Здесь мы похожи, – подумал Тейлор. – Имей я сына, он никогда не стал бы солдатом».

– Помимо Африки, – продолжил Мередит, – одной из приметных вех его профессиональной карьеры является добровольное участие в группе экспертов ООН, которые определяли размеры нанесенного ущерба и помогали проводить эвакуацию уцелевших израильтян в Соединенные Штаты. Один из немногих, он согласился побывать в мертвой зоне вокруг Тель-Авива и в радиоактивной пустыне в районе Дамаска, Литаки и прочих городов, пораженных в результате израильского удара возмездия.

– Мерри, – прервал его подполковник Давид Хейфец, начальник штаба полка, – а я ведь с ним встречался в Израиле. Правда, наша встреча длилась всего несколько минут. Он входил в комитет ООН, посланный принять у нас оружие перед тем, как мы сели в самолет. Он мне вовсе не показался дурным человеком. Я почувствовал, что он… ну, знаете – солдат. Как все мы. И мне показалось, будто он понимает, что я испытывал, когда стоял и считал оружие, которое сдавали мои люди. То был очень тяжелый для меня день, и у меня возникло ощущение, что он не хочет усугублять происходящее. Вот и все. Я хотел бы вспомнить больше, но тогда меня гораздо сильнее интересовали другие вещи.

– Дейв, – холодно произнес Тейлор, прежде чем Мередит мог продолжить, – если он такой отличный парень, то почему же он травит нервно-паралитическим газом колонны беженцев?

Хейфец с еще более серьезным, чем обычно, выражением лица через всю комнату посмотрел на Тейлора.

– Не знаю, – ответил он голосом, полным искреннего сожаления. – Я не могу ответить на ваш вопрос.

Тейлор вновь переключил внимание на Мередита:

– Хорошо, Мерри. Рассказывай нам об этом… человеке.

Мерри пожал плечами.

– Он, похоже, относится к той категории офицеров, которые все делают хорошо, даже пишут. Его отчеты о побочных эффектах ядерных взрывов на Ближнем Востоке часто цитировались на организованной Советами Международной конференции по немедленному запрещению ядерного оружия в Нью-Дели. Тогда, – добавил Мерри, – в последний, пожалуй, раз совпали советские и японские интересы. В последующие несколько лет он играл ключевую роль в японской программе оснащения и обучения иранских вооруженных сил и армии Исламского Союза. Нынешняя операция является вершиной его карьеры. Однако среди военных атташе в Токио ходят настойчивые слухи о якобы существующих трениях между ним и Генеральным штабом.

– Что за трения? – быстро спросил Тейлор.

– Неизвестно. И сообщения о них могут оказаться несостоятельными. Помимо вышеперечисленного, у нас мало о нем информации. Любимый напиток – виски, но не злоупотребляет. Любит играть в гольф. Впрочем, как все важные персоны в Японии. Всякий раз, когда оказывается в Лондоне, ходит в театр.

– Женщины?

Мерри покачал головой.

– Ничего такого, что англичане сочли бы достойным упоминания.

– Мерри, – произнес Тейлор, стараясь сохранять относительно безразличный тон, – ты случайно ничего не разузнал о его службе в Африке? Принимал ли он активное участие в боевых действиях?

– Не знаю, сэр. Мы знаем только о нашивке у него на груди. Он мог получить ее и просидев все время в Кейптауне.

– Да… или за что-нибудь еще.

– Да, сэр.

«Впрочем, неважно», – подумал Тейлор. Он уже раскусил противника. Генерал Нобуру Кабата. Человек, который летает на другой конец Земли, чтобы приобщиться к чужой культуре. Чей любимый напиток – виски. Человек, убедивший сына нарушить традицию в стране, где традиции все еще имеют значение. «Обладает репутацией англофила», – сказал Мерри. Но избранная им маска не имеет такого уж значения.

Не англофил, так франкофил или германофил.

Неважно. Лишь бы избавиться от пресса, давившего на него с рождения, вырваться из рамок навязанной ему судьбы.

«Я могу побить его», – решил про себя Тейлор, надеясь, что не ошибается.

Он взглянул на ожидающего дальнейших вопросов Мередита. Собравшиеся офицеры ерзали на стульях. Тейлор знал, что все они замерзли и торопятся вернуться к своим подчиненным, к ждущим их решения проблемам, неизбежно возникающим в последнюю минуту. А совещание только началось. Что ж, он не станет отнимать у них слишком много времени.

– Знаешь, Мерри, – начал Тейлор. Шепот и шевеление тут же прекратились, и все офицеры подались вперед, вслушиваясь в слова командира. – Есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Она мне просто покоя не дает. Я знаю, что японцы заслужили репутацию жестоких стервецов. Но все же при чем тут газы? Какой в них смысл? Что такое сидит в этом ублюдке, что заставляет его так поступать, при всех его английских костюмах и чертовых гольф-клубах?