Андрей Колганов - Ветер перемен

– Это от деда пошло, – не смущаясь (видно, привык к таким вопросам), объяснил замвоенкома полка. – При старом режиме, еще при крепостном праве, был он крепостным помещика Гарца, из немецких баронов. Вот оттого и фамилия такая. У нас полдеревни через это Гарцами окрестили.

– А вот у вас в полку комиссар, – перевел разговор на другую тему Лев Исаакович Розенфельд («Уж не родственник ли какой нашего председателя СТО?» – мелькнула у меня мысль). – Так что, командир у нас не партийный, выходит?

– Выходит, – на этот раз немного раздраженно отреагировал Филимон Яковлевич.

– Отчего же не вступает? Или не берут? – продолжал наступать Розенфельд.

– Тут сложность, – чуть поморщился заместитель военкома. – Он из военспецов. Бывший штабс-капитан. Да и по происхождению – из поповского сословия.

Тут меня как будто прострелило. Василевский? Александр Михайлович? Штабс-капитан? Из священнослужителей? Так не тот ли это Василевский, что станет главой Генерального штаба? По всем параметрам он и есть. То-то меня беспокоило, что физиономия знакомая. Точно, он! Ну что же, у него в полку вроде обучение как раз весьма добросовестно было поставлено. Да и расположение части обустроено по нынешним скудным временам очень даже неплохо, и приварок есть, как мы смогли вскоре убедиться.

Его происхождение нам разъяснил Филимон Яковлевич:

– Как Григорий Иванович Котовский стал начальником снабжения РККА, так всем хвоста накрутил. Теперь у нас тут, при дивизии, несколько кооперативов. Вот с их доходов кое-что в котел и попадает. Да и с вещевым довольствием лучше стало, и со строительными работами, и с конской сбруей.

В подкрепление Гарцу к нам в полк разок наведался Булин Антон Степанович, начальник политуправления МВО, который прочел большую лекцию для всего командного и политического состава полка (а затем и для Сто сорок четвертого). Как и наш комполка, Булин в двадцатом году воевал на Западном фронте против белополяков в составе Шестнадцатой дивизии – кстати сказать, сравнительно недалеко от тех мест, где проходила и служба Осецкого.

Разумеется, на стрельбище нам тоже пришлось побывать. Упражнение из винтовки Мосина получилось у меня (как и у большинства моих товарищей) отнюдь не блестяще. Что поделать – не пришлось мне раньше из «мосинки» стрелять. Вот из ТОЗ-12, помнится, стрелял один раз, и из «калашникова» одиночными – тоже. Но эта здоровенная дура требовала особой сноровки, которая с наскоку не приобреталась.

– Как же так, товарищи, – укоризненно выговаривал нам инструктор по стрелковой подготовке, пока мы собирали с белого снега тускло поблескивавшие цилиндрики стреляных гильз, – наш полк сам товарищ Ворошилов отмечал за хорошую стрельбу, когда приезжал к нам в прошлом году! А вы… – Он с досадой махнул рукой.

Реабилитировать себя удалось при выполнении упражнения по стрельбе из нагана. Первым я в своей команде не стал, но показал один из лучших результатов, хотя это стоило мне долгих препирательств с инструктором, требовавшим, чтобы я стал в уставную стойку. Эти препирательства с ним успели мне порядком надоесть. Замолчав, я долго выслушивал его назидания, потом спросил:

– В бою тоже в этакую стойку прикажешь становиться, а? – С этими словами сую уже заряженный револьвер в кобуру, поворачиваюсь спиной к мишеням, потом резко разворачиваюсь обратно, правой рукой выхватываю револьвер, подхватываю его левой – и в быстром темпе, хаотично смещаясь, переступая сапогами по утоптанному снегу, выпускаю весь барабан по четырем выставленным в поле мишеням.

Инструктор покраснел от злости:

– Вы что себе позволяете?!

– Проверим мишени, тогда и будете на меня взыскание накладывать, – отвечаю ему примирительным тоном.

Результат оказался таков: первая мишень – 7, вторая – 7 + 9 + 7, третья 8 + 9, четвертая – 10. Пятьдесят семь из семидесяти – не снайпер, конечно, но вполне сносный результат. В норматив уложился.

– Вот видите! – говорю инструктору. – А из уставной стойки у меня так нипочем не выйдет. Да и как с ней в настоящем-то бою?

Инструктор потом долго ворчал про порядок, дисциплину, единообразное выполнение упражнений по стрельбе, утвержденные методики и т. д., но результат мне зачел.

Вечером в казарме, где витал извечный армейский аромат портянок, разгорелся оживленный спор: как учить красноармейцев, да и командиров тоже – строго по наставлениям или же надо приближать обучение к тому, что понадобится в реальном бою? Мои симпатии, конечно, были на стороне второго варианта, но нашлось немало политработников, которые чуть не слово в слово повторяли слова инструктора по стрелковой подготовке.

– Нельзя так людей готовить – кто в лес, кто по дрова. Ежели каждый для себя начнет порядки изобретать, то это тогда не армия будет, а махновщина какая-то! – горячился тот самый товарищ Аболин, который шел первым в списке нашей учебной команды.

– То есть раз наставление с нужным делом не сходится, то тем хуже для дела – так, что ли, по-твоему, выходит? – возражал ему другой.

Но способностей к демагогии товарищу Аболину было не занимать.

– Мы, как комиссары, должны понимать, – назидательно вещал он, – что перед нами стоит задача обеспечить дружную спайку новых призывов в Красную армию. А призываем мы молодежь с весьма различным уровнем грамотности, разных национальностей. Некоторые даже не вполне знают русский язык. Так как же тут обойтись без строгой дисциплины, без неукоснительного следования единообразному порядку и утвержденным наставлениям?

Однако и его оппонент оказался не лыком шит:

– Вот ты тут толкуешь о спайке красноармейцев разных национальностей. А что же ты сам, дурила, полез выяснять у заместителя военкома полка насчет его нерусской фамилии? Сам-то ведь Аболин – тоже небось не русского происхождения, наверное, из латышей будешь? И как же тогда насчет твоего пролетарского интернационализма?

Аболин смутился и стал оправдываться:

– Я ведь чисто из любопытства спросил. Имечко-то ведь у него ну совершенно русское – Филимон, – а фамилия какая-то чудная…

Завершали наши занятия показные дивизионные учения. Поскольку собственный кавалерийский полк 48-й дивизии в двадцать четвертом году был переброшен в ТуркВО, на борьбу с басмачами, взаимодействие с конницей отрабатывалось при участии Тверской кавалерийской школы имени Л. Д. Троцкого. Действиями конной батареи школы руководил пожилой, но, несмотря на это, сухощавый и подтянутый преподаватель с шикарными кавалерийскими усами, явно из бывших, одетый в длиннополую кавалерийскую шинель с синими «разговорами». Не выдержав, я полюбопытствовал, кто это, и нашел подтверждение своей догадке. Действительно, это был бывший полковник, по имени-отчеству Сергей Викторович, носивший странную фамилию Агока́с, не ассоциировавшуюся у меня ни с какой национальностью.