Андрей Колганов - Ветер перемен

– Что ты имеешь в виду? – Теперь моя возлюбленная уже явно встревожена.

– Я попал в это время в самом конце августа двадцать третьего года. И практически сразу попытался разными путями воздействовать на развитие политической борьбы. Кое-что удалось. – Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоить часто заколотившееся сердце.

– Тебе удалось… что? – Тревога, охватившая Лиду, подействовала даже на ее всегда литературно правильную речь.

– В моей истории пост генерального секретаря ЦК не был ликвидирован на Тринадцатом съезде. Он, по существу, вообще не был ликвидирован. А вот пост генерального секретаря Исполкома Коминтерна ликвидирован был, но на год позже. В моей истории Троцкий не выступал с призывом свернуть дискуссию по «письму сорока шести». Напротив, он косвенно поддержал авторов письма. И в отставку с поста председателя Реввоенсовета он в начале двадцать четвертого года не уходил – его с треском выкинули в двадцать пятом.

– И что, это все сделал… ты? – В голосе девушки тревога по-прежнему смешана с недоверием.

– Разумеется, нет! – решительно отметаю это предположение. – Я лишь подтолкнул кое-кого к действиям в нужном направлении. А дальше… Дальше сработали уже их политические интересы, личные амбиции, затаенные страхи. Да и появление хозрасчетных бригад на пять лет раньше, чем было в моей истории, – в гораздо большей степени заслуга Шацкина и его товарищей-комсомольцев, нежели моя. Я же опять-таки всего лишь подтолкнул…

– Но зачем? Зачем тебе все это? Ты вмешиваешься в такие дела… – Лида в недоумении, да и страх за мою бедную головушку тоже явственно сквозит в ее словах.

– Затем, что нам не удалось создать крепкое социалистическое общество! – Так, остынь немного. Не срывайся на крик. – СССР вынес Вторую мировую войну, выйдя из нее победителем, за что заплатил многими миллионами жизней, а затем распался из-за внутреннего разложения. Сейчас там вместо социализма вновь смастерили капитализм. Получилось нечто донельзя омерзительное. Мне не хочется, чтобы и вы пришли к такому же будущему.

– Как же… Как же так получилось? – У Лиды в глазах опять слезы. Похоже, она уже почти не сомневается в моих словах. – Неужели все было зря?

– Нет, не зря. Даже при том исходе, который наблюдал я, это было не зря. Мы до сих пор живем во многом благодаря наследию Советского Союза. – Решительно мотнув головой, ломаю линию разговора: – Мы с тобой обязательно обсудим все это. Подробно. Но главное, что я хотел тебе сказать, совсем не об этом.

– Что еще? – Девушка близка к панике. И правда, что может быть страшнее известия о гибели СССР?

– В том времени, откуда я попал сюда, я прожил довольно долгую жизнь. И есть один урок, который я выучил, затвердил крепко-накрепко. Я научился верности. Это, пожалуй, единственное, что я смог прихватить из своего мира с собой, переместившись сюда. И мне никогда не забыть женщины, научившей меня этому. – Да, все так и есть. Именно по этой причине и не мог так долго сделать шаг навстречу Лиде. – Поэтому я не оставлю тебя. Ни за что. Даже смерть не будет уважительной причиной.

Мои руки обнимают девушку, прижимая ее к себе крепко-крепко и в то же время мягко и бережно, чтобы не потревожить больную руку.

– Выходи за меня замуж, комсомолка! – шепчу ей на ухо.

– Ну вот, ты опять! – шепчет она в ответ. – Ни к чему это.

– К чему! – Буду настойчив. – Не хочу, чтобы нам хоть в самом малом могли помешать какие-нибудь бумажки, уложения, параграфы и вцепившиеся в них чинуши. Чтобы никто не посмел усомниться, что ты моя жена.

– Ладно… – решает наконец уступить Лида. – Но только, чур, безо всякой этой мишуры вроде колец, фаты, подвенечного платья и свадьбы на сорок человек гостей! А не то откажусь!

День первого апреля одна тысяча девятьсот двадцать пятого года выдался ничем не примечательным. Глупых шуток в честь «дня смеха» никто не устраивал, поскольку, похоже, этот обычай тут еще не был в ходу. Посему занимаюсь обычным делом – роюсь в бумажках. Вот постановление СТО СССР от двадцать четвертого марта сего года… А, это, кажется, отголосок нашей с Берзиньшем записки о реорганизации управления военной промышленностью. Так-так, посмотрим…

Наше предложение о сосредоточении руководства военным производством в руках ГУВП не прошло. Правда, и того удвоения руководства военной промышленностью в системе ВСНХ, которое произошло в моей истории путем превращения Главного управления военной промышленности в производственное объединение военной промышленности «Военпром» и постановкой над ним еще и Военно-промышленного управления ВСНХ здесь тоже не случилось. А вот Военно-промышленный комитет при СТО, как мы и предлагали, был создан…

Гляди-ка! «…Образовать Центральное военно-промышленное управление (ЦВПУ) в составе СНК СССР…» И, в отличие от Военно-промышленного комитета, оно стало не комиссией по согласованию вопросов развития военной промышленности между разными ведомствами, а вполне полновластным органом по управлению военной промышленностью вне зависимости от ее ведомственной принадлежности. То есть ЦВПУ при СНК СССР стало органом, подобным тому, каким мы хотели видеть ГУВП. И статус его даже выше – мы-то предлагали лишь расширить полномочия существующего Управления в составе ВСНХ. А тот факт, что оно создано не при СТО, а при Совнаркоме, означал, что Сталину удалось перетянуть это одеяло на себя, стащив его с Каменева…

Другой новостью стало создание Комитета подготовки трудовых резервов при Наркомпросе и создание Управления трудовых резервов в структуре Наркомтруда. Председателем нового комитета с правами заместителя наркома просвещения стал Лев Давидович Троцкий. И статья его в «Известиях» появилась, с разъяснением архиважнейшей роли подготовки квалифицированных кадров в борьбе за социалистическую реконструкцию народного хозяйства. Правда, до лаконичной формулы «кадры решают все» Лев Давидович не додумался.

Троцкий – заместитель Луначарского… Ну и коленца выкидывает здешняя история после моего вмешательства!

Помимо прочей текучки по Главному экономическому управлению, которой с радостью загрузил меня Манцев, обрадованный донельзя, что его зам вернулся со сборов и теперь есть на кого перекинуть множество дел, вечерами пишу записку для Фрунзе. Чего ради лезу в военные вопросы? Или мне хлопот с военной промышленностью показалось мало? Нет, тут дело в другом.

У этой записки есть две цели. Главная – суметь заинтересовать Михаила Васильевича хотя бы до такой степени, чтобы он пошел на личный контакт. И второстепенная – продвинуть некоторые идеи насчет военного строительства в СССР. Впрочем, если второстепенная не сработает, то вряд ли реализуется и главная. Проблема в том, что прямого выхода на Фрунзе у меня нет… Но ведь есть выход на начальника снабжения РККА Котовского, а он с Фрунзе в очень хороших отношениях. Дело за малым – чтобы Григорий Иванович поддержал мою затею.