Гарри Гаррисон - Путь Короля. Том 1

— Ее я делить ни с кем не стану! — вскричал Сигвард. — Такую, если поделишь, можно испортить. А потому я хочу подарить ее. С благодарностью и надеждой я дарю ее человеку, который отправил меня в этот поход. Пусть он наслаждается ею долго, бурно и счастливо. Я отдаю ее человеку, который, мудрейший во всей Армии, выбрал меня. Тебе я дарю ее. Тебе, Ивар!

Проревев последние слова, он воздел руку с кубком. Не сразу он сообразил, что в ответ он слышит не дружный рев, а только смущенное перешептывание людей, сидящих в самом дальнем конце стола, которые, как и он сам, знали Рагнарссонов недолго и пришли в Армию последними. Не было видно ни одного поднятого кубка. На лицах людей было написано смущение и недовольство. Некоторые отводили взгляды.

И вновь пробежал холодок по спине Сигварда. Может быть, надо было сначала спросить, подумал он. Может, есть тут какая-то загвоздка, о которой он не знает. Но только что может быть дурного в его поступке? Он дарил часть своей добычи, да такую ценную, что любой мужчина счастлив был бы ее принять, и делал это прилюдно и торжественно. Кому плохо от того, что он преподнес эту девочку — девственницу и такую красотку — Ивару? Ивару Рагнарссону. По прозвищу… да поможет ему всемогущий Тор… Почему у него такое прозвище?! Жуткая догадка осенила Сигварда. Ведь должно же быть объяснение этому прозвищу.

Бескостный.

Спустя пять дней после этих событий Шеф с товарищем приникли к земле. Со всех сторон от маленькой рощицы простирались открытые заливные луга. Чуть больше мили отделяло их от копошащихся в земле викингов. На мгновение выдержка им изменила.

Выбраться на волю из дымящихся развалин Эмнета оказалось совсем не сложно, хотя в любой другой день именно над этим должен был бы поломать себе голову беглый раб. Но Эмнету хватало своих забот. Так или иначе, никто не пожелал заявить свои права на Шефа, а Эдрик, который, вообще говоря, в силу своей должности мог бы воспрепятствовать англичанину переходить на сторону викингов, казалось, решил умыть руки. Шеф без помех собрал свои скудные пожитки, извлек запасы еды, что хранились в укромном погребе, и стал готовиться в дорогу.

И все-таки один человек его выследил. Пока он стоял и раздумывал, не пойти ли ему поклониться напоследок матери, он вдруг заметил в двух шагах от себя замершую на месте тощую фигуру. То был Ханд, друг его детских лет, по обеим линиям происходивший от рабов и, пожалуй, самый бесправный и обездоленный человек во всем Эмнете. И однако Ханда было за что ценить. Никто в округе — не исключая самого Шефа — так досконально не изучил болота. Ханд мог без единого звука подплыть к гнезду куропатки и вытащить оттуда самку. В вонючей душной халупе, в которой он ютился вместе с родителями и их бессчетным потомством, часто находил приют детеныш выдры. Рыба, казалось, сама прилипала к его рукам, и он не испытывал нужды ни в лесе, ни в сетях, ни в удочке. Не было растения, свойства и названия которого не знал бы Ханд. И хотя был он на две зимы моложе Шефа, простые жители деревни уже вовсю обращались к нему как к лекарю или за целебным зельем. Со временем из него мог вырасти могущественный человек. Его бы уважали и боялись даже богачи и знать. Или бы попытались избавиться от него. Даже добрейший отец Андреас, которому Шеф обязан своим существованием, и тот несколько раз взирал на Ханда с опаской и подозрительностью. Мать Церковь не признает соперников.

— Я хочу пойти с тобой, — сказал Ханд.

— Это опасно.

Ханд ничего не ответил, что происходило всякий раз, когда он решал, что потребность в словах отпала. Ведь опасно было и оставаться в Эмнете. А объединившись, Шеф и Ханд, каждый на свой лад, могли оказать друг другу поддержку.

— Если ты пойдешь со мной, тебе придется снять с себя этот ошейник, — произнес Шеф, указывая на железный обруч, сомкнутый на шее у Ханда. — Сейчас самое время сделать это. До нас никому нет дела. Я принесу инструменты.

Стараясь не привлечь к себе внимания, они вышли из деревни и скрылись в болотах. Но и здесь избавиться от рабского хомута оказалось непросто. Хотя Шефу, который заранее заправил под ошейник тряпки, удалось распилить его, не соскоблив и не порезав кожу на шее Ханда, продеть теперь щипцы и таким образом разогнуть кольцо было еще труднее.

Наконец, потеряв терпение, он обмотал тряпками ладони, ухватился за ошейник, выгнул его разорванные концы в стороны…

На шее у Ханда под железным оказалось другое кольцо, из мозолей и рубцов. Бывший раб повертел в руках разомкнутый ошейник.

— Не знаю человека, который мог бы такое сделать, — заметил он.

— Нужда всему научит, — снисходительно бросил Шеф. И все же в глубине души он был польщен. Тело его налито здоровой силой, он дерется один на один с могучим воином, а теперь он волен идти куда ему вздумается. Он, правда, еще не знает, как это сделать, но должен найтись способ вызволить Годиву, и только тогда он сможет смириться с несчастьями, постигшими его семью.

Без лишних слов они тронулись в путь. Но с первых же шагов их подстерегали опасности. Шеф допускал, что им придется сторониться любопытных, часовых, направляющихся к местам сбора рекрутов. И однако уже через несколько часов выяснилось, что вся Восточная Англия жужжит и мечется, как разрушенное осиное гнездо. По всем дорогам скакали верховые. У околицы каждой деревушки поджидали вооруженные отряды крестьян, подозрительно и враждебно встречавшие любого незнакомца. После того, как один такой отряд решил задержать их, оставив без внимания рассказ о том, что они посланы Вульфгаром одолжить у его родича скот, они вырвались и пустились наутек, увертываясь от пущенных вдогонку пик. Тогда им удалось быстро уйти от преследователей. Но было ясно, что все эти люди получили какой-то приказ и намерены ему следовать с необыкновенным единодушием. Казалось, самый воздух содрогается от людского гнева.

Последние два дня, когда начались поля, Шефу и Ханду приходилось, каждый раз долго, до изнеможения, передвигаться от изгороди к изгороди ползком. Животы собирали обильный слой грязи. Но и тогда они видели снующие мимо них патрули — верховые, под началом какого-нибудь тана или человека из королевской дружины, или же, что было самым неприятным, пешие, которые медленно, крадучись, ступали по полям, придерживали набитые тряпьем ножны, дабы не спугнуть недруга клацаньем или скрежетом оружия, тащили с собой луки и охотничьи пращи, ибо надеялись поразить его из засады. Естественно, они рассчитывали подкараулить викингов или, во всяком случае, удержать их от попыток разбойных вылазок. Но в то же время они с превеликим удовольствием схватили и прирезали бы горстку людей, если б им взбрело в голову принять их за приспешников или соглядатаев викингов.