Владимир Контровский - Конец света на «бис»

«Ходячий счётчик Гейгера, – мелькнуло в голове капитана, – живой и полосатый».

– Мы бы без него пропали, – продолжала между тем девочка. – Он и крыс всегда чуял, и даже тех злых дядей, что приходили сюда неделю… нет, восемь дней назад.

– Мы спрятались, – вступила в разговор Настя, – и они нас не нашли. Они шарили по пустым домам, искали ценности.

– Жадные они были, – добавил другой мальчик, в шапке-ушанке, – и глупые. Лезли куда не надо. Стена рухнула, двоих завалило. Остальные убежали, а эти так и остались под камнями. Кричали, потом перестали. Мы к ним не ходили – зачем?

Астахов почувствовал, как у него внутри всё холодеет. Эти дети, чьё детство сгорело в атомном огне, слишком рано поняли цену жизни и смерти, и воспринимали чужую смерть с равнодушием первобытных детёнышей.

– Пойдёмте, – сказал капитан.

– Но Пушистика мы с собой заберём! – категорически заявили дети в один голос.

– Конечно, ребятки, а как же…

…Детей усадили в санитарную машину, где ими тут же занялись медики. Астахов сел в санитарный фургон вместе с ними – ему почему-то хотелось быть рядом со спасёнными ребятишками.

Спасательный отряд тронулся в обратный путь. Под гусеницами тягача по-прежнему мерзко хрустело, но капитан Астахов уже не обращал на это внимания: он смотрел на детей, сумевших выжить среди атомных руин. А кот Пушистик, устроившийся на коленях у Насти, смотрел на него печальными и мудрыми глазами, словно хотел сказать: «Люди, ну почему вы такие глупые?».

Ленинград, вечер, суббота, 23 ноября 1963 года

…Небо за окном было багрово-красным, пульсирующим, живым. Такого неба не бывает, подумал Серёжка. Небо в Ленинграде бывает голубым (не так часто), бывает серым, бывает чёрным (это когда ночь). Но такого неба – такого неба просто не может быть! Серёже стало очень страшно, страх безжалостно вцепился в каждую его клеточку острыми когтями и начал царапаться. А потом багровое злое небо за окном рухнуло вниз, выдавило стёкла, ворвалось в комнату, затопило её горячей красной тьмой, сломало стены и развалило весь дом, большой четырёхэтажный дом в самом центре города, рядом с Исаакиевским собором, и погребло под обломками и Серёжку, и маму, и папу, и сотни других отчаянно кричавших людей. Серёжа тоже закричал, и… проснулся.

Небо за окном было багрово-красным, пульсирующим, живым. Серёжа почувствовал, как у него пересохло во рту.

– Мама! – позвал он сипло, едва слыша собственный голос.

– Ты чего, сынок? – из проёма перегородки, делившей их комнату в коммуналке на две – на маленькую, служившую чем-то вроде столовой и одновременно спальней родителей, и на большую, гордо именовавшуюся гостиной, где спал Серёжка, – выглянула мать.

– Мама… Это война? – мальчишка судорожно дёрнул головой в сторону багрового окна. – Там взорвалась атомная бомба?

– Да какая там бомба, глупый! – засмеялась мать. – Это просто такой закат. Сильный ветер, и вода в Неве, наверно, поднялась. Нет никакой войны, Серёженька, и никакая бомба нигде не взорвалась.

Она подошла к сыну и положила ему на лоб ладонь.

– Ну вот, температуры вроде нет. Как ты себя чувствуешь? Горло не болит?

– Нет…

– Тогда давай вставай ужинать, папа уже пришёл.

Она исчезла за занавеской, а Серёжка натянул треники, шмыгнул носом и пошёл в «столовую», откуда доносился вкусный запах жарёной картошки.

«Нет войны, – подумал он с облечением. – Но я же видел, как на Ленинград упала большая американская бомба, и как рушились дома, и как всё кругом горело… Мне всё это приснилось? Наверно, это от таблеток от ангины… Толик Петров говорил, что наши учёные изобрели такие таблетки, от которых снятся сны – цветные, широкоформатные. Только вот таких снов мне не надо, нет, не надо…».

Отец сидел за столом и с аппетитом поедал картошку.

– Ну, что, гвардеец? – весело спросил он, посмотрев на сына. – Ожил? Будешь ещё на спор снежки есть? Смотри, в следующий раз ремня у меня получишь.

– Не буду, – пробурчал Серёжа, забираясь на табуретку. – А спор я всё равно выиграл.

– Да ладно тебе, воспитатель, – вмешалась мать, – тебе лишь бы ругаться. На, сынок, кушай, – она пододвинула Серёжке тарелку с картофельными «монетками»: красивыми, с поджаристыми корочками.

– Ладно, не квохчи, как курица над цыплёнком, – беззлобно бросил отец, разминая вилкой котлету. – И вообще, дайте послушать новости, что там у нас в мире делается.

Висевший на стенке динамик закончил перечислять успехи тружеников народного хозяйства Советского Союза и перешёл к зарубежным новостям.

«Вчера в Соединенных Штатах Америки, в городе Далласе, штат Техас, был убит президент Джон Кеннеди. Президент был застрелен, когда его кортеж проезжал…»

– Во дают! – хмыкнул отец, дослушав новость до конца. – Во страна – президентов стреляют как куропаток. Ну и дела…

«Кеннеди? – подумал Серёжка. – Почему Кеннеди, какой Кеннеди? Президент США – Барри Голдуотер по кличке «Бешеный Барри», и он начал атомную войну… Тьфу ты, это же мне всё приснилось! Не было никакой войны! А президентом в Америке Джон Кеннеди, всё правильно. Президент США – не Голдуотер, а Кеннеди. Был…».

Знаменитые японские кислородные торпеды «Лонг лэнс» (тип 93), грозное морское оружие.

Созданные Королёвым двухступенчатые межконтинентальные (первые в мире) ракеты «Р-7» и «Р-7А». Такие же ракеты, только с третьей (космической) ступенью, были использованы для запуска первого искусственного спутника Земли и космического корабля «Восток» с Гагариным на борту. «Р-16» – следующая модель, более совершенная.

«Черви» (исп.). Презрительное прозвище кубинских контрреволюционеров.

Адмирал Арли Альберт Бёрк, руководитель военно-морскими операциями (командующий ВМС) США при президентах Эйзенхауре и Голдуотере (1955–1962 гг.). Прозвище «31 узел» получил в 1943 году, после боя у мыса Сент-Джордж (Соломоновы острова), в ходе которого из-за повреждения котла на одном из эсминцев всё соединение Бёрка не могло дать ход более 31 узла.

Идентифицировать ракеты помогла информация, полученная от Олега Пеньковского, советского офицера, работавшего на разведки Великобритании и США, – в 1961 году он передал американцам совершенно секретный справочник с фотографиями основных советских ракет.

Береговые «знатоки», разглядывавшие эти новые лодки на Неве, во время военно-морского парада, с апломбом утверждали, что этот «рог» есть «секретная конструкция», из которой в нужный момент вылетает ракета.